Сибирские огни, 1985, № 2

прокладываем трассы, невзирая ни на какие препоны природы, мы навязываем ей свои планы! — Я в принципе не спорю',— смущался Степушка, про себя все таки не ж елая признавать, что пахать и сеятц, валить и сплавлять лес, чистить деляны и ходить с баграми по песчаным, отмелям, разбирая заломы , спихивая обратно в реку выброшенные течением бревешкн, менее важно и менее интересно, чем мыть золото и бить автозимники на вечной мерзлоте.— На зимник я с тобой пойду, можешь успокоиться, и отработаю не хуже тебя, а дальше? — Придет снова зима, и снова! — О, так это и деревня от зимы и лета зависит. А потом? — Н потом. — И все? Сшибай бульдозером кочки и хватит? Сыт, пьян, богат духовно... Знаешь ли, не далеко ты меня обскакал в своих запросах, рабочий человек. — Могу учиться, могу жениться,— не сдается Л ева,— все впереди. Надоест кочки сшибать, брошу. Но у меня профессия будет. — Вот в том-то и дело, все мы так: надоест — брошу. Будто в этом наша сила. А это слабость наша, а не сила, я не хочу больше ничего бросать. Понимаешь? Л ева хватался за все сразу, все хотел знать, обо всем сразу поспо­ рить. Он не мог сосредоточиться на чем-то главном, интересы его были настолько всеядны, что Левы просто не оставалось на ту необходимую мелочь, которая должна была пригодиться в первую очередь; чтобы стать хорошим специалистом. Он принимал устройство бульдозера так, будто перед ним была вся вселенная; для Степушки же все выглядело проще, практичнее, и что выходило за рамки этой ощущаемой им прак­ тичности, интересовало постольку-поскольку. Главный инженер мастер­ ских, руководитель их теоретической подготовки, мужчина интеллигент­ ный, мягкий характером , больше любил говорить с Левой, а мастер цеха все чаще подзывал к себе Степушку, бросая коротко: «В чем тут гвоздь, покумекай»,— и подсовывал поступивший на дефектовку к а ­ верзный узел. Весна на Севере скоротечна. Пригреет солнышко, и в какую-то не­ делю вырвется на волю нежнейшего изумруда лист. Заколышутся зе ­ леные травы. Все буйствует, спешит расти. А лето капризное. В июле шел снег. Набегали на сопки мрачные угрюмые тучи, тотчас станови­ лось холодно, чувствовалось дыхание вечной мерзлоты. Н наваливалось гнетущее равнодушие, душа томилась чем-то, томилась. З а лето Степушка дважды ездил на шурфы. Н азарке в напарники сунули Ромку. Первый месяц они тащились в хвосте других спарков, но выправились к удивлению многих. Н азарка тянул как бык, всю тяж е ­ лую работу взвалил на себя. Ромка забуривался, подносил-разносил, орудовал в колодце лопаткой. Но вот орудовал-то ловчее всех. Щуп­ ленький и достаточно верткий, в таком тонком деле, как бадейки н а­ гружать, он был просто незаменим. Конон смирился с судьбой, снабжад таежников свежей птицей, рыбой.' Хвалился: — Моя тордох близко маленько ставила. Стемнеется — бегай сетка ямка бросай, рано-рано бегай питиса стреляй, рыбка снимай много. Моя — охотника, Арамаанка — земля копай. Рабосяя Арамаанка. Матвей летом тосковал сильно, бродил по таііге бесцельно, исхудад. — Болеешь, что ли, дядька Матвей?— допытывался Степушка, по­ раженный видом промывальщика. — Душно. Парит землица, ласкает нас теплом, а я на ласку щибко слабый, что кутенок слюнявый. Глаза — как затянутое плесенью болотце. Садился на пень, вытя­ гивая длинные ноги, растирал колени. , — Ну что там, чему муштруют?— спрашивал равнодушно. — Д а так,— отвечал Степушка,— железо, что про него?