Сибирские огни, 1985, № 2
К арьерная площадка на другой, более пологой стороне реки. В карьере че^ыре бульдозера, два экскаватора, грейдер, автомашины. Рухнувший на дорогу берег захлопнул их, как в мышеловке.Д амба 'может не выдержать, проран, по-всему, посаженный на линзу, все оседает. Д ва бульдозера пытаются пробить завал , но крутизна настоль ко велика, что работа машинам не по плечу и сверхрискованна. Степушка и Лева протискиваются в конец дамбы. Далеко внизу, в котловане, мечутся огни фар. Встают столбами, шарят по небу. — Сломает... Эта сучка бешеная все сломает. — Ну-к, вода-а! — Предусмотреть обязаны, инженеры. — Тут мерзлота, мил человек. Риск! А она — вода. Пыхают огоньки папиросощ Мужик в плаще и шапке властно р а з двигает народ: — На дамбу, товарищи, здесь управятся. Прошу к мешкам. Ночь как плотная пыльная штора. Душная. Чихи, кашель. Свирепо рычат моторы. И люди рычат. На полном газу носятся самосвалы. Вы секают искры из булыг'отчаянно скрежещущие лопаты. И все в дви жении, направляемом чьей-то уверенной рукой .'Она дает знать о себе: люди переходят с одной части дамбы на другую, вовремя появляются пустые мешки на насыпи, выныривают из темноты лоточницы' в белых халатах с горячим чаем и пирожками. Пот в три ручья. Па глазах пелена. Летят в пучину тонны щебня, гравия, увесистыми тушами плюхаются рогожные кули. Руки теряют чувствительность. Их суют в огонь, шевелят пальцами, разгоняя кровь. К Степушкиньім ногам поднесло на льдине костерок. Он почти протаял насквозь, его заливает водой. Костерок шипит, а не тухнет, в нем еще сдала, он еще живой. Ночь зам ерла на той безмолвной минуте густой фиолетовой тьмы, за которой вот-вот блыснет рассветом. Вода прибывает по-прежнему. Говорят, даж е быстрее. Костер на льдине давно погас. Вода колышет головешки. Черные головешки среди серо-зелейых льдин. Д амба обречена — это всем понятнее понятного,— но никто не ухо дит, ворочают лопатами еще яростнее, до изнеможения, будто этим вот человеческим сверхизнеможением теперь и можно покорить свое нравную реку. Н ад перемычкой нарастает новый, более тревожный шум. И тут же команда по цепочке — покинуть дамбу. Многие не хотят верить очевидному. Стоят ошалело, бессмыслен но. И ни задора в глазах, ни былой удали. ‘ '' — Ухо-о-оди-и-и1 — властно и решительно требует ночь. — Ухооодиии! — У-у-у!.. о-о-о!.. и-и-и! ' П ашка Гурьев по дамбе мечется: — Где Дуська? — едва .це сбивает с ног Левѵ.— Ты Дуську видел? — Рыбу пошла кормить твоя Дуська! — огрызается Лева. Разглядев что-то в темноте, Пашка кричит радостно: — Вон-а, шалава, рвет когти! Хохочет дурашливо, и уже нет в голосе нечаянной тревоги. Толпа бежит, обтекает высокую, вялую Дуську. Дуська бредет устало. Руки ее безжизненны. Пашца замешался в толпе, но Дуську*’не Ьбтоняет. Река мягко, неслышно катила и катила с гор. Черная полоска дам - * бы уже не казалась цельной. Вода переплескивалась через нее, срыва лась в гулкую бездну. Степушку пихнули в бок, что-то сердито прокричали. Под ногами у Степушки вскинулась сорная волна, метнулась в пропасть. — Берегись! Сапожищи тяжело ухали по напряженному телу скрывающейся под
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2