Сибирские огни, 1985, № 2

и почему-то не было уверенности, что, наконец-то, он справится с кост­ ром. И коробок не хотел долго раскрываться, будто заело его, а открылся неожиданно и легко. И выскользнул из рук. Нарисованный на этикетке самолетик вонзился острым носом в сугроб. Степушка оторопело поднял коробок, прислушался к жиденькому в нем тарахте­ нию. Две спички у него было. Одна потолще, другая потоньше. Две спички и все. Р а ззя в а криворукая. Выронил умудрился. П ервая спичка погасла в замерзших ладонях, не успев разгореть­ ся. Он словно ждал, что она погаснет, и не очень удивился. Лишь напрягся беспредельно, до ломоты в суставах. Прежде чем зажечь последнюю, он долго натирал руки снегом, отогревал их на груди. Глупо — костер не разжечь, будто мало их разжигал. И на воде даже, на плывущем плоту! Соображай, Степан Степанович! Поковырявшись для верности в растопке, Степушка переложил корье. Обтер насухо руки подкладкой буш-чата. Подумав несколько, размотал пушистый шарф, подсунул под сучья. «Ну, все, можно пробовать»,— подумал решительно и тотчас сообразил, что на пробу нет у него возможности, нужно зажигать. Степушка опустился на колени, сбросив шапку, вынул спичку. Это была та из двух оставшихся, которая показалась тоньше. Огонек на •головке рождался очень уж медленно, в невыносимо трудных муках. Расчетливо выждав, Степушка сунул под шарф пригоршню, будто на­ полненную разбавленной кровью. Шерсть нехотя скрючилась, петли вязки почернели и поползли, поползли. Пламя трепыхнулось робкой радостью, переметнулось было на корье, но с изгиба шарфа скатилась капля растаявшего ледка, потом другая, розовый, сдавленный холодом и мертвецкой синью близкого рассвета, огонек зашипел и погас. Тлеющая головка упала на Степушкины пальцы злым и мститель­ ным укусом. Почувствовав неутолимую ж ажду , Степушка слизнул с рукава бушлата ком снега и ткнулся в хворост. «Не будет костра... не будет. Не будет костра... не будет»,— рож д а­ лись металлические, размеренные перестуки в голове, и где-то назойли­ во будто названивал веселый ручей. Степушка с трудом сдерживал., і^елание разреветься. Тишина висела равнодушная, ухмыляющаяся круглой дырой ж ел ­ того зева. И глубокие следы валенок.зияли черными дырами. «Следы — вот что может спасти! Следы выведут, если хватит сил. Д альш е в тайгу переть бессмысленно. Назад! Н азад , на трассу. Д о ­ ждаться попутки... Пойдут... Пойдут...» » И Вначале он шел в сопку'легко, но крутизна увеличивалась, прихо­ дилось хвататься за кусты, подтягиваться где одной рукой, а где и обе­ ими,, и скоро выдохся. Одежда смерзалась в крепкий негнущийся панцирь. Остановки становились чаще, продолжительнее. Возникла н а­ вязчивая мысль, что надвигается что-то неизбежное, непоправимое. Степушка не хотел признаваться себе, что ясно представляет, в чем заключается это неизбежное, сопротивлялся страшной, нелепой мысли, гнал ее прочь, но, прислонившись боком к лиственнице, обняв ее, поте-, рял контроль над временем и просидел недопустимо долго. Веки см ерз-', лись, не хватало сил раскрыть их. Не было сил и желания заставить себя двигаться, ползти вверх -к дороге, где возможна надежда, на спасение. і «Вранье, что силы беспредельны... Вранье и больше ничего. Впро­ чем у тебя их всегда было как у воробья в коленке,— думал Степушка разочарованно, пытаясь вызвать ненависть к" себе.— Как бычий пузырь; шум, один шум, не больше...» Ненависть к себе не приходила, была жиденькая, слюнявая ж а