Сибирские огни, 1985, № 2

— Понял, понял, отвяжись,— злится Степушка и не может вырвать­ ся из железных объятий промывальщика.— У меня голова болит вто­ рой день от вашего крика. — Голова? Гони ее и? головы, ту болезнь. В шею, Степка! Как зуб гнилой. Плюнь! Шестой десяток разменял, а кроме цинги не знал хво­ ри. Боится она меня... И цингу-паскуду сломал. Слома-а-ал! Вишь зубы,:— он открыл широко рот.— Во- 0 , кривые, а сберег! Багровея, отфыркиваясь, будто выныривая из воды, Матвей з а ­ хрипел: — Бе-еж аал бро-дя-гаа с Са-ха-ли-на... зве-ри-и... Сорвавшись в густой кашель, сказал с тоской: — А приехал ты сюда зря. Не одобряю. И сник, представив, наверное, как его, мдлодого и сильного, везли по железной дороге через всю страну, как мыкался долгие годы и тер­ пел всевозможные унижения, самого себя неукротимого терпел, и ждал, ждал, что-справедливость восторжествует. И она восторжествовала, эта справедливость, но восторжествовала лишь тО|й, понятной ему частью, которая принесла ему теперь самое стрцшное для его д ал ь ­ нейшей жизни — полную и безграничную свободу. И он не знал, что с ней делать, она была ему в тягость теперь, эта, желанная будто бы и будто бы совсем не нужная уже свобода. И все, что еще оставалось в нем от былой жадности к жизни, ему захотелось отдать полюбившему­ ся пареньку,,прикрыть собой от чего-то незримо витающего вокруг и кажущегося продолжением той беды, что перенес он, но которая тянется за ним зловещей тенью. И он заорал: — Дурья башка! Дурачок неумытый, зачем? Скажи, зачем? Житѣ бы тебе на большой (>еке, на приволье, душе там широко... Ты видел Волгу-тО матушку? Видел? От крика этого у Степушки заложило уши. Рязанов что-то говорил Матвею, и Петелин пытался подействовать на него своим спокойным тихим голосом, но промывальщик желал слушать лишь одного Степушку и говорить он хотел только с н им и больше ни с кем. Потребность эта была в нем огромна, горяча, он спешил отдаться ей скорее. Все давно примелькались промывальщику, а Степушка был как свежая струя в угарной бане, и он торопился, жадно подставлял себя под эту струю, не бойсь, что может до смерти застудиться. Дергалось волосатое лицо в-нервном веселье, желтые зубы ходу­ ном ходили, в глазах, окруженных складками дряблой кожи, метались ухарство и озорство. Но не было, не было в Матвее давно той молодой силушки, которой бы хотелось ему поразить Степушку. Диким и взлох­ маченным он был, изъезженным, как старый, хотя и со статью еще, мерин. Нес разную чепуху. Звуки его.голоса застревали в горле и вскло­ коченной бородище, выплескивались уже обессиленными. Хрипело, шипело, булькало горло. Вена вздулась на жилистой мокрой шее, би- ' лась нервным тиком. Но снова овладел собою Матвей, потянул остервенело носом и ви­ новато улыбнулся: — Ты тово... ты не пужайся шибко. Детишек бы мне небольших, я б ласкал их. С ними .. Да-а! ! И заулыбался своему чувству, не скрывая его и не смущаясь. — Невыносимый человек под градусом. Сколь знаю, столь диву даюсь. Этот...— Рязанов шумно .засопел, изобразил рукой в воздухе каКую,-то замысловатую фигуру. — Ты лучше,! верста коломенская? — И вдруг добродушно, совсем по-свойски рассмеялся: — Вообше-то — лучше. Он лучше меня, слышь, Степка. Петелин в задумчивости перекладывал полученные из дому письма, украдкой рассматривал фотографию, подсунутую под бумаги. Ребцтки его на переднем плане, а жена за ними, будто хлопотливая, добрая клу­ ша над цыплятами.