Сибирские огни, 1985, № 2
— К ак лебеди! Ну прям лебеди и только. Любоваться бы на вас таких послушных,— говорит она угрозливо,— а денег не давать, деньги черт придумал для раздора. Мужики помалкивают, для пущей покорности головы гнут. Потеш но глядеть. Все те же маленькие хитрости: напуская покорность, охот ное соглашательство с бог весть что возомнившей о себе женщиной. Валюта берется за ручку, подвигая ведомость, вздыхает: — Портят мужика деньги и вольная воля... Кто у нас? А-а-а, есть новенький! Подъемные получи, Комлев, а то уехал, не получив, и ве домость не могу закрыть, , Степушка сидит и подняться не может — все глаза на него. Вот уж привычка осматривать! — Д а кто Комлев-то? Ваш? Колышет балок дружное, как припев: ' Ну-у-у! Подтолкнули Степушку к столу: что, мол, задерживаешь других! Согнулся Степушка на'д ведомостью, вместо привычной размашистой подписи посадил' незнакомую закорючку, даж е стыдно стало. Валюта пачку троек бросила нераспечатанную, сверху несколько зеленоватых полусотенок, рублишки. • Сгреб Степушка деньжищи, сует в карман и попасть не' может. — Иди, иди,— смеется Валю та,— там растолкаешь. ! — Испужался! — гудят на нарах. — К ак ты хотел, в карман не лезут! Чинно, важно подходят мужики к столу. Им ли робеть — не впер вой огребают, с любой кучей руки управляются привычно, с.;іовно су хой лист смахивают. А глазами Валюту жадно сверлят, сожрать с пот рохами готовы. Но те взгляды мужицкие жадные Валюте, как лошади перманент. Склонилась над ведомостью, вызывает Храпченко. Вялые руки Н азарки враз взлетают на колени, шоркаются ладоня ми о штанины. — Вспотел, отпускничок?— удостаивает его вниманием Валюта. — Все сразу даешь? — спрашивает Н азарка. — Зарплата . Кто же знал про вас? — Отшабашил Назарка! Гуляй, душа, полгода! — Николашка ему погуляет! Деньги розданы ,\Валюта открывает еще одну сумку, выкладывает корреспонденцию. И снова тишина, лишь сопят петелинские бородачи. Ему-то нет пока писем, понятно, но ноги сами несут к столу... Просто, хотя бы чужие подержать. Ведь и у чужой радости можно согреться. Семка опередил, Семка уже горло надрывает: — Керченскому Матвею Селивановичу. От Звалишиной Валентины. Ага! Не забывают, цыплята! — А кто это? Кто ему? — Дочка бывшей жены. От второго брака она... Ниче-е, лишь бы писала. , Рязанов газетки-жур'Цалы сграбастал, угрюмо полез на нары. Свыкся за долгие годы; что никто ему не пишет и самому писать неку да. Позабыт в родных краях Рязанов, вычеркнут из памяти. I Не ждет ничего и Н азарка. Присел на отшибе, мусолит на коленях деньги, что-то кумекает, наморщив лоб. Зато Петелину сразу четыре конверта. По письму от каждого чле-, на семьи: от жены,і сына, дочерей-близнят. Баловство, конечно, но и завидовать нечему — у кого как заведено. Он бы тоже не прочь по стольку получа'гь, да... — Комлеву Степану Степановичу,— громогласно вопит Семка.— Ком-ле-ву,— повторяет он по слогам и со значением.— От Галины... А что я вам тут нанялся? Свое вот нашел и хватит с меня.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2