Сибирские огни, 1985, № 2

Три поколения русских видел странный, многослойный, как пирог, город Харбин. Первое — поколение деда Савчука — тех, кто строил дорогу, охра­ нял, вѳдил поезда и ремонтировал паровозы. Россия д ля них была ф ак ­ тором реальным и неотделимым, какой-нибудь им одним памятной бе­ резовой рощицей или голубятней на улице детства, или варениками из вишен, что варила некогда мать на Черниговщине. Просто в отлучке они были по житейской необходимости. Второе — поколение свалившихся на харбинскую голову беженцев, всех этих офицеров без полков, купцов без сапог, но с золотыми рубля ­ ми, зашитыми в подкладках, и просто человеческой мелкоты, неизвест­ но зачем , со страха ли, от непонимания, ринувшейся в благословенный нейтральный Х арби н—отсидеться, переждать и, конечно, домой вер­ нуться, «когда все успокоится». Д л я этих Россия осталась отнятой и поруганной, Россией с коло­ кольным звоном, с родовой усадьбой, сожженной крестьянами, с мельни­ цей, реквизированной большевиками, с кровью, грязью вшивых теплу­ шек, ненавистью и еще раз ненавистью. И к этому поколению как раз подросли и влились в него дети первого — д яд я Максим, дядя Алексей и прочие. Поколение в прямом смысле потерянное — ничего своего, кроме кавежедековского Харбина, не имевшее, всю эту грязь чужого отступления впитавшее непроизволь­ но. И все вместе они вертелись, споря, враждуя, устраиваясь кто как — зубами вырывая друг у ^ р у г а работу и, наконец, с облегчением и н а ­ деждой у езж ая за границу — в Америку и в Австралию... И наконец, третье поколение. Дети тех, кто все же никуда не уехал из Харбина и остался ждать, как на вокзале, «когда мы вернемся в Россию». Только в одних семьях возвращение виделось непременно на белом коне, мимо трупов повешенных на фонарях «красных», в дру ­ ги х— просто домой, к полям и березкам, весенним разливам рек, кото­ рых не бывает в Маньчжурии, к тому, уже необъяснимому святому понятию Родины, годами сконцентрированному в клубок боли и безвы ­ ходности, что зовется ностальгией. И что удивительного, если третье поколение, вроде бы одинаковое внешне — уродливыми японскими «момпе»* вначале, а потом — золоты ­ ми звездочками Союза советской молодежи, в тот последний день су­ ществования русского Харбина, когда он, как корабль, отживший свои сроки, стал тонуть, расколовшись на две половинки, выбирало один из двух взаимоисключающих путей, не по зрелому размышлению сщоего времени, а по тому, подспудно в семьях сложившемуся понятию «воз­ вращения»— в Советский Союз или в Австралию... И теперь в городе Сиднее живет где-то старинный друг Сашка Се- мушкин, мальчишка с одной улицы, свидетель и участник того доброго и горького, что было у нее с Юркой. А в Брисбене живет мальчик, теперь как и она, пятидесятилетний, в которого она была влюблена когда-то, именно влюблена, а не люби­ ла, как Юрку. Разный периоды взлетов проходит жизнь, и взметнулось это однаж ­ ды таким яростным и внезапным горением! А может быть, это и было началом настоящего, а не та источающая душу полудружба, полулю- бовь, пять лет сплетавшая их с Юркой? — Хочешь увидеть Ильюшу Фролова?— спрашивали ее тети.— Это совсем недалеко, в Юранге, и можно позвонить по телефону. В прошлом году на Рождество мы видели его в церкви, он спрашивал о тебе и передавал привет, и мы сказали , что, может быть, ты приедешь... Нет, что-то мешало ей снять трубку и позвонить, словно она боя­ лась утратить в себе нечто прекрасное... •' Общая форменная «оборонная» одежда населения в период японской оккупации.- 31