Сибирские огни, 1985, № 2

к себе в Австралию. В Харбине от всей семьи остались только они — папа, мама и Л елька, и ждали , когда на них тоже придут документы. Она- училась тогда в школе, где на стене висели портреты последних российских императоров, и •грехцветный флаг был единственным, ко­ торый она считала своим на земле. С трана, где они жили, называлась Маньчжоу-Го, была вовсе чужой и посторонней, временным пристани­ щем, и только. Родиной, ей говорили, нужно считать Россию, но там пока большевики, и об отъезде туда нельзя д аж е думать. А в такой си­ ту ац ии— жить семье в Маньчжурии или А в с т р а л и и в с е едино. В декабре сорок первого года японцы напали на Перл-Харбор (Ж емчужная Гавань) и в одну ночь уничтожили более половины аме­ риканского флота. Ехать в Австралию оказалось просто немыслимо, потому что в море подрывались на минах корабли, японские смертники- камикадзе пикировали в начиненных взрывчаткой самолетиках на американские авиаматки. Вода кипела — она видела это в кинохронике, когда их всей школой водили в «Модерн» показывать победы японской армии. Кстати, и Сингапур она увидела там впервые. Японцы захвати ­ ли Сингапур и переименовали в Сионан. На кинокадрах шли с, подня­ тыми руками пленные англичане в коротких штанишках на фоне пагод и пальм города. Конечно, она и думать не могла, что когда-то будет так сидеть в этом городе на диване стеклянного аэропорта, есть мос­ ковское яблоко и глядеть по сторонам. Во второй раз от Австралии ее увела Целина. Хотя до этого была еще Победа. ...В Харбине стоит август сорок пятого. В харбинских садах цветут гладиолусы — алые, белые, бледно-розовые. Первые, сбитые дождем, желтые листья падают на развороченную' землю уже бесполезных япон­ ских окопов. А со стороны Старого Харбина входят в город по шоссе танки. Громадные, невиданные, устремленные вперед стволами орудий. Они летят, громыхая гусеницами по асфальту, как ветер победы. «За ро ­ дину!»— по-русски написано у них на броне. И она, Л елька, в белой школьной кофточке, охваченная чем-то никогда прежде не испытанным и ей не подвластным, отрывает руки от перил Модягоуского моста, выбегает на мостовую и бросает гладиоулсы навстречу танкам . (И это она — девочка из семьи, где, правда, никто не отступал с Колчаком че­ рез Сибирь, а совсем иными путями оказались они в этой Маньчжурии, но все же — дедушка присягал своему «государю-императору», сабля с вензелем висит у него в кабинете, как символ России...). Цветы р а с ­ сыпаются в воздухе, танки пролетают мимо, обдавая ее запахом нагре­ того железа. Танкист в черном ребристом шлеме стоит улыбающийся в открытом башенном люке и держит в руке пойманный на лету цветок. После этого не могло быть для нее никакой Австралии. А потом подошла Целина. И теперь она ехала с подсознательной мыслью: посмотреть, словно прокрутить еще два варианта своей жизни,— если бы ее увезли туда девочкой и если бы она уехала, когда уезж али Вера, Юлька, Анечка... Д ля себя она не допускала другого выбора, но, может быть, не права была, что отняла Австралию у родителей? Все-таки вся семья там. ...Голос дикторши, вежливый, но невнятный, сообщил что-то о с а ­ молетах. Она, конечно, ничего не поняла, но вскинулась, потому что стрелка на часах подходила к семи, и как бы предназначенный ей «Боинг» британской кампании не улетел без нее! В нижнем посадочном зале оконные стекла были уже черные — так рано ложится в тропиках темнота. На светящемся табло мигали цифры ее рейса, но город не тот, хотя тоже — Австралия, и она заб ес ­ покоилась: а вдруг что-то изменено или она напутала, и спросить не у кого, вернее, она просто не может! Унизительна неполноценность в чужой стране! И как прекрасна, оказывается, свобода родного языка, •когда мы живем в ней, не зам ечая ее, как воздух. Волна туристов, рослых и уверенных в себе европейцев, прихлыну