Сибирские огни, 1985, № 2

жарой, приумолкли и слаженно пошли к стойкам, где смуглые, в белой тропической изысканности, красивые, как статуэтки, девушки выполня­ ли формальности по прибытию. Родной Аэрофлот больше не опекал ее своими крыльями и заботами, и она осталась совсем одна в гудящем з а ­ ле с дорожной сумкой и плащом на руке и катастрофическим незнани­ ем иностранного языка. Тут, собственно говоря, и началась для нее «заграница». Не то, чтобы она совсем не знала английского, на котором работал этот гигантский международный аэропЬрт. Она изучала его в далеком детстве в школе. Остались отрывочные слова и фразы , которых для путешествия за границей было, явно недостаточно. И в этом смысле авантюрной выглядела вся ее поездка в Австралию. И она стояла с чувством беспомощности у кожаного диванчика в зале, пока к ней не поДошел вежливый малайский юноша в белоснеж­ ной рубашке с галстуком и с приколотым на кармаш ек служебным удостоверением в прозрачном футляре. Что-то он понял сйм из ее би­ лета, что-то домыслил, видимо. Во всяком случае, въездные анкеты были заполнены, и она оказалась в зале для транзитных пассажиров, где была посажена на диван против часов. И когда Ьтрелки их подой­ дут к семи, ей надлежало молча показать свои разноцветные бумаги у. стойки, где сине-красными полосами сверкал флаг «Бритиш-айруэйз», и ей тогда скажут, что делать дальше. В стеклянной коробке аэропорта, в голубовато-подводном освеще-. НИИ, в искусственном холоде кондиционеров двигались разнообразные толпы пассажиров. Малайцы в полотняных штанах и черных бархатных шапочках. Индуски в своих прозрачных, радужных расцветок, тканях и с 'драгоценностью, продетой в ноздрю, как у нас продевают в ухо сережки. Вполне современные мальчики и девочки в брючках и рубашеч­ ках, с сумками на ремешках через плечо — из всемирной армии студен­ тов. И, конечно, туристы из Европы. Стюардессы малайзийских ком­ паний, точеные, словно едущие на бал, с цветами в прическах, в юбках сборчатых до полу, запахнутых как створки раковин, но с прозрачной служебной «корочкой» у пояса. Все это двигалось, переливалось из зал а вниз по эскалатору, за- вихрялось у киосков «дюти-фргі»’ и сувенирных, с пучеглазыми синга­ пурскими рыбами и прочим, скапливалось у стоек обмена валюты, под разноцветными эмблемами авиакомпаний, но, как ни странно — тихо для такого скопления, без того гула, что свойствен нашим аэропортам и вокзалам* Загадочного вида, в дымчатых очках, военнослужащий (а может быть, просто полицейский) ходил мимо дивана, где она сидела, обтя­ нутый по-ковбойски формой хаки, покачивая бедрами, с огромной кобу­ рой на поясе, походкой расслабленной и спружиненной одновременно, как поступь тигра в джунглях. Уборщица, темнокожая и кудрявая, в шлеп^^нцах на босу ногу, тол­ кала перед собой тележку для чистки пола. ...А всего сутки н азад была вечерняя Москва, та особенная и не­ повторимая — весенняя, с хрустким ледком под ногами после бурного дневного таяния и солнца,'вся в синих и малиновых красках угасающе­ го дня на своих куполах и оконных стеклах. И мягкая прелесть ее фо­ нарей, зажигающихся на бульварах, где сплетение голых еще ветвей, и снег лежит пластами, темный и ноздреватый. И цветы, желтые, как цыплята, в руках у людей на улицах — день Восьмого марта. Москва, в которой она бывала не так часто и которую любила именно такой, и уезжать от которой ей тоже сейчас не хотелось. ь» Автобус шел в Шереметьево. И была за* окном щемящая грусть • сизых подмосковных полей с талыми снегами и березами. Огонь, одино­ кий в сумерках, на братской могиле и каменные надолбы вдруг слева от.шоссе, на подступах к Москве,— как память. И росло в ней сожале- Продажа товаров, не облагаемых пошлиной.