Сибирские огни, 1985, № 2

о нем, как о- представителе «германского духа» в символистской русском поэзии. Когда перед нами возникает Блок в русской косоворотке, расшитой руками ма­ тери, мы постигаем другую его ипостась — сказочного златокудрого Царевича. И тут проявляется еще одно качество В. Дементьева — его дар полемиста. Он вступает в спор по поводу понятия лири­ ческого Героя, сочетая в своих возражениях строгую аргументацию с сарказмом, кото­ рый также становится доказательством. В свое время Н. Жегалов упрекал В. Де­ ментьева в том, что он в своей статье об А. Блоке «прибегает сомнительным тер­ минологическим новациям», что в качестве таких «новаций» у него фигурируют «лири­ ческий герой», «лирический характер», «Образ поэта». «Для Н. Жегалова в поэзии «все просто и ясно»,— возражает своему оппоненту В. Дементьев.— В лирике не мо­ жет быть ни «лирических героев», ни «условных персонажей», ни прочих «лите^ ратуроведческих призраков». Ибо,— .пате­ тически восклицает Н. Жегалов,— ослабнет ответственность поэта: дескать, стихотворе­ ние, конечно, мое, но в нем живу не я, в нем живет «лирический герой». Следуя простой и ясной логике этих рассуждений, • надо признать Александра Блока отщепен­ цем общества, ибо он писал: «Я сам, по­ зорный и продажный», Александра Твар­ довского— убитым в 1942 году: «Я убит подо Ржевом...», -а Александра Прокофьева — влюбленной женщиной, которая посвя­ тила частушку поэту и сама' же спела ее: «Саша, Саня,. Санюшка, ты не выдай тай­ ности; одного тебя люблю до последней крайности». Вот так-то!» Разве ирония здесь — не доказательство? Прослеживая, как в творчестве Алексан­ дра Блока выкристаллизовывается тема России, как эта тема все сильнее пронизы­ вает творения поэта — и стихи, и поэмы, и пьесы, и статьи, вглядываясь в- образы, рожденные его воображением, сопоставляя поэзию с действительностью, анализируя сложнейший духовный мир Блока, критик подводит нас к блоковскому направлению в русской поэзии. В. Дементьев напоминает высказывание Анны Ахматовбй: Блок в сознании современников стал «не только величайшим европейским* поэтом, но и че- ловеком-эпохой». Возражая против попы­ ток рассматривать цикл «На поле Кулико­ вом» только как публицистический ком­ ментарий, йе соглашаясь свести суть этого цикла к вульгарно-социологической ана­ логии («воинский стан Дмитрйя Донского — это образ русского народа, а вражеский стан Мамая — это интеллигенция, отор­ вавшаяся от народа»), В. Дементьев воск­ лицает: «По убеждению Блока, Куликов­ ская битва принадлежит не только к вели­ чайшим событиям русской истории, но и к событиям символическим: таким событиям суждено возвращение, разгадка их еще вп^еди. Какие это пророческие слова, если взглянуть на Куликовскую битву и на стихи Блока в свете грозного зарева Ве­ ликой Отечественной войны!» ‘ За этим предложением критика — и чув­ ство патриота, и мысль исследователя, и жизненный опыт участника боев с фашиз­ мом. И чувство здесь неотделимо от мыс- >' ли, а мысль — от чувства. Я далек от мысли, что концепция В. Д е­ ментьева будет немедленно одобрена и все­ ми без исключения «взята на вооружение». Более того, уверен, что она вызовет споры, разночтения, уточнения. Но не может не вызывать самого доброго отклика готов­ ность критика идти с открытым забралом, отстаивая свою точку зрения, подкупают неподдельная любовь к созданному Бло­ ком, наконец, масштабность мысли и дока­ зательность выдвинутых положений. Будут написаны, уверен, новые работы о великом русском поэте, но ни один из авторов этих будущих работ не сможет пройти мимо, статьи В. Дементьева о Блоке. Критики знают, как трудно писать о мастере, чьи строки стали эталоном — труд­ но потому, (іто велик риск повторить ска­ занное другими. Пожалуй, писать о литераторе менее зна­ чительном еще труднее — но уже по другой причине; силен соблазн «приподнять» его творчество из опасения, что звезда не пер­ вой величины будет обойдена читательским вниманием, читательским интересом. В. Дементьев обладает, завидным даром, не приукрашивая того или иного литерато- ,ра, обрисовать и своеобразие его судьбы, и значительность его как художника — пусть не первой величины, но проложивше­ го с в о ю — хотя не широкую — дорогу в искусстве. Сказанное относится к очерку «Олонец­ кий ведун»— о поэте Николае Клюеве. Нет необходимости доказывать, что Ни­ колай Клюев занимал не самое * видное место среди своих современников. ^ Шаг за шагом прослеживает ’В. Д е­ ментьев творческий путь Николая Клюева. Перед нами встает своеобразный поэт, в биографии которого было много ярких со­ бытий. В январе 1906 года он восемнадца­ тилетним юношей был заключен в вытегор. ский острог, а затем — в Петрозаводскую губернскую тюрьму, где просидел до июля того же, 1906, года. «Начальство почитало меня опасным и «тайным»,— вспоминал впоследствии Клюев.— Когда перевозили из острога в губермкую тюрьму, то зако­ вали меня и в ножное кандалы». Преступ- 'ление Клюева, как было сказано в жан­ дармском донесении, заключалось в при­ надлежности к «преступной организации, присвоившей себе наименование Всероссий­ ского крестьянского союза». Ему также вменялось в вину распространение проклама­ ций и выступление на крестьянском сходе. Клюев говорил собравшимся крестьянам; «Начальство ваше — кровопийцы, добра вам не желают и ничем вам не ломогают, а только вас разоряют». Когда весной 1919 года войска'генерала Юденича находились на близких подступах, к красному Питеру и к Олонецкой гф ер -' НИИ, Н. Клюев, по решению Вытегорского укома РКП (б) и Совдепа на митингах страстно напутствовал призывников, ухо­ дивших на фронт. Внимательно изучая литературные связи Н. Клюева, отзывы о нем А. Блока, В. Брю­ сова, С. Есенина, других современников поэта, сопоставляя точки зрения исследова­ телей клюевСкого наследия, В. Дементьев, по своему обыкновению, идет от внешнего облика художника, от его человеческого- «я» к его творчеству. Нигде, не пытаясь