Сибирские огни, 1985, № 2

Можно бы приводить новые и новые при­ меры, но ограничусь лишь еще одним — из повести «Мыза Лавола». Это — повесть о войне; точнее, это повесть о юноше, кото­ рый по жестокой необходимости стал сол­ датом, и война безжалостно обступила его со всех сторон. Рядом с ним падают убиты­ ми и ранеными товарищи, и писатель (по­ вествование' и тут идет от первого лица) зорко подмечает, как изобретательна и бес­ пощадна смерть на войне, в каком множе­ стве обличий показывает она свой злобный оскал. Трагичность войны усиливается тем, что героій охвачен сильным и ярким пер­ вым чувством к девушке, и для него ра­ дость коротких случайных встреч с моло­ денькой медсестрой сопряжена с мыслью — будет ли следующая встреча: ведь все мо­ жет быть оборвано пулей или осколком. Это делает радость любви глубже и острее — хотя мы, читатели, понимаем ж е­ стокость такого испытания. Нам понятно и то, что чувствовала девушка,—-д о нас до­ носится ее фраза, сказанная по телефону любимому, после ночи, под покровом ко­ торой у мызы Лавола юноша-лейтенант * должен был обеспечить переправу: «Родной М 0 .Й — ты жив? Я столько пережила за эту ночь! Столько пережилаі. Я думала: тебя принесут на носилках в санбат... Я боялась этого, хотела этЪго... чтобы быть с тобой рядом, чтобы спасти тебя...» Ненадежна связь на переднем крае: «Шо­ рохи и разряды усилились, голос походил на ниточку. Эта ниточка истончалась, истончалась и оборвалась совсем». Впрочем, вряд ли нужно услышать конец фразы, чтобы ощутить, как противоестест­ венно — и в то же время обоснованно — мечтает любимая о том, чтобы ее любимый был ранен. В. Дементьев везде верен этой суровой, порой жестокой п(5авде. Я не ушел в сторо­ ну от главной мысли, и не случайно под­ черкнул «суровый реализм» повести: он осо­ бенно сильно оттеняет то, что чувствует мо­ лодой лейтенант перед своим главным испытанием на войне — перед первым боем. «Замысловатой игрой воды, зелени, света я не уставал любоваться давно. Расстелив ватник на камне, торчавшем возле пулемет­ ного гнезда, я пристально смотрел на воду, на небо, на канал, снова на воду и удивлял­ ся: как зыбок отраженный мир, как он те­ куч, неуловим, прекрасен». Д аж е перед лицом возможной гибели в бою за родную, землю человек не может остаться равнодушным к прекрасному. Это восхищение красотой мира проходит через всю повесть — а, вернее, через всю книгу, рождая' мысль: как же нужно беречь этот хрупкий мир, чтобы не превратить его в пе­ пелище, сохранить его красоту и для наших потомков. И уж если красоте открыто сердце сол­ дата, то красоте труда подвластно все. В разделе «Грани веков» есть очерк «Огненное водополье», а в этом очерке — маленькая, в две странички глава «Первая плавка» — о том, как был получен первый металл на новой, четвертой домне Черепо­ вецкого металлургического завода. В. Дементьев о.писывает горновых — хо­ зяев гигантского сооружения, свободу их живописных поз, уверенность движений, • спокойное сознание своей силы — силы ра­ бочего человека, повелевающего ревущей стихией огня и металла. А дальше я предо­ ставлю слово автору: «Возможно, я преуве- . личиваю, возможно, работали в ночнуьо сме­ ну просто хорошие парни. Однако во всем этом свисте раскаленных газов, мятущихся огней, ударов кувалд по металлу, рассыпча­ том треске электросварки, — во всем этом, гуле и грохоте, наполнившем помещение плавильного агрегата, был — утверждаю я — был один, момент непередаваемой в слове красоты. Именно красоты — и ничего другого! Красоты слаженного человеческо­ го деяния, перед которой бессильно все зло на свете». / Вот эта мысль о бессилии зла перед кра­ сотой труда, перед красотой мира — одна из дорогих В. Дементьеву мыслей, играющих первостепенную- роль в его деятельности ли­ тературного критика. Художественная проза В. Дементьева да­ ет возможность уточнить еще некоторые критерии, определяющие его отношение к действительности и ее отражению в литера­ туре и искусстве. Среди людей, о встречах с которыми по­ вествует В. Дементьев, ему особенно близ­ ки по духу те, для кого мечта о прекрасном служит пожизненным двигателем их поступ­ ков, определяет деяние всей жизни, ибо деятельность таких энтузиастов есть напря­ женный и далеко не всегда благодарный труд. „ ' • Для героев В. Дементьева искусство — при том, что оно может наполнить жизнь человека, как говорится, до краев, — ни­ когда не станови тся самоцелью. Искусство — всегда оружие ^художника в борьбе за утверждение своих взглядов. Показательна в, этом отношении повесть «Дионисий». Герой повести —- младший сов.ременник Андрея Рублева Дионисий, фрески которо­ го, благодаря счастливой случайности, со­ хранились в первозданном виде. Специа­ листы утаерждают, что «в наше время Дионисий, вслед за Андреем Рублевым, должен быть оценен как художник, творче­ ство которого имеет всемирное значение». В одной из статей «Правда» отмечала, что Дионисиевы росписи — «настоящее чудо искусства». В. Дементьев в живых картинах воссоз­ дает борьбу вокруг искусства, он показыва­ ет, как в остром конфликте сталкиваются понимание и непонимание глубииного смысла художественного творчества, вза­ имоисключающие точки зрения. Спор современников вокруг творений Дионисия становится все ожесточеннее; и конечно, это не академические дискуссии.о творческом, методе, о цвете и линий, о ком­ позиции. Нет, это исступленные, полные .злобы речи юродивого Галактиона, это коз­ ни фанатиков веры. «Знал Дионисий: неве­ жество зло порождает, а злобе вкупе'с бес­ чинством нет и не будет предела». Диони­ сий понимает, чем может обернуться для него недовольство князей церкви, чем гро­ зит обвинение Галактиона: мол, «святости негу в ваших трудах». А отсюда уже один шаг до непоправимого: «Запылают смоля­ ные клетки с еретиками. В землю заживо станут закапывать вольнодумцев. Неужели и роспись стенную топорами ссекут?». Смерть творца —- только эпизод, уничто­ жение сделанного им конец существова­ ния художника в памя'ти людей.