Сибирские огни, 1985, № 2
топор уже не отскакивал от ник, как резиновый мяч от стены, и не вьіво- ірачивал руку в плече. Л ед на реках не резал гдаза блеском начищенного самовара, а потускнел, и потускнели отполированные о землю и снег [гусеничные башм аки тракторная обувка. Звуки приближающихся машин доносились до зимовья гораздо позже, чем в разгбн лютой зимы, воздух густел. Тоненькая ниточка зимника, сливавшаяся ранее с белизной прос тора, вдр.уг обозначилась четче, на ее огромных снежных валах что-то пожелтельэ и почернело, она будто состарилась враз, крепость ее бортов и глубокой колеи уже не была литой крепостью. . И по людям (щ ущ ался накат весны. Как прежде испытывая все тяготы и неудобства кочевой жизни, оставаясь заросшими и неухожен ными, они вдруг повеселели, потому что не могли не улыбаться солнцу, чаще и бездумнее сыпали шутками, звонче и приветливее балагурили. В прищуренных глазах, углубившихся под стать небесной выси, плеска лось озорство, удаль, дыхани'е было чуть затяжелевшим , но радостным, голоса посвежели, как посвежел и оттаял вместе с ними и Степушь^а. И эта бодрость его, и его внутренняя теплота ширилась, крепла, окон чательно побеж дая ностальгию зимней ночи. Он ходил вразвалочку, вальяжно. И не потому, что невольно под раж ал Федору, а так приучила зима, когда приходилось ходить мед ленно, чтобы не задохнуться. И вместе с изменившейся походкой еще многое изменилось в Степушке, что он почувствовал и сам. Будто по явилась власть над собой, большая и строгая, не дававш ая ся ранее. Постоянная. П ересекая Полярный круг, они тогда с Левой отсалютовал^ ему шапками, и окажись он снова в том месте, он бы, наверное, опять з а швырнул свою порыжевшую за зиму шапку в холодную молчаливую высь. Но это был бы не бездумно-мальчишеский жест, а проявление чувства нового времени, в котором он теперь живет и благодаря кото рому может покорять самые удаленные и глухие ѵголки Отчизны, за с л у женной данью этому мужественному времени. Он повторил бы этот восторженный жест в,честь совершенного вместе с дорожниками дела и радовался бы не тому, что протоптал тропу через далекую п араллель, а тому, что протянул за собой в суровые края белую зимнюю трассу, надежно послужившую людям. Это был бы порыв благородный и вы страданный, а не горделивая мальчишеская страсть. И он говорил как-то нагрянувшему под утро на своем бульдо зере Леве: — Я, голова садовая, теперь совсем иначе вижу свою работу до рожника. В романтике себя не найдешь, это отвлеченность, пустота, а в себе романтику всегда можно найти. Если захочешь, конечно. В се бе — это совсем другое дело! Л ева горячился, возражал , л л я него романтика была и осталась основой всего, Степушка улыбался ему покровительственно. Л ева не хотел взрослеть в главном, не хотел принять будни - т ак и ми, какие они есть на самом деле, и не выдумывать им парадные о д еж ки. С Левой ему становилось скучно. ■ Вася-«лейте'н’ант» донимал Каурова спором, сколько еще продер жится зимник, Степушка слушал их, слушал Леву, а сам уже был далеко, шел родными- проселками, осматривал издали обветшалый дедов дом,‘ примерялся, как перекрыть крышу и поставить новый шта- ' кетниковый забор, бежал на деляну к Литухину, чтобы доложить, где он побывал за эти две зимы, что сделал и каких встретил людей. И конечно же, говорил, чуть смущаясь, что приехал ненадолго, потому что предстоит серьезный ремонт бульдозера... Но вот изба перекрыта, забор поставлен, пора возвращаться, ведь Федор-то ждет, а в голову приходит совсем другая мысль: «А почему бы не поехать всем вместе? Д аж е с семьями, у кого есть. И Федора, и Дерновых позвать. И М атвея Керченского. И Васю-«лейтенанта» при хватить, чтоб не шарашился по поселку»
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2