Сибирские огни, 1985, № 2
пределе, и насггупающая на пятки колонна р аздраж ает и его. — Они из Тынды, говорит он примирительно, будто проідая нетерпеливым шо ферам их ^ф ебоват^ьны е гудки,— представляешь? Из Тынды пришли, через всю Якутию. Злятся, само собой, почти месяц в пути.» Мы не стоим, аащищается Степушка,— Пускай полюбуются, как его делают, зимничок!— И ругнулся несильно. И хотя это случи лось с ним в первый раз, Степушка свой грех не заметил. Дернов, конечно же, заметил и усмехнулся: Им смотреть да нашу ругачку слушать мало, им дорогу подавай, у каждого своя работа... Ну, дави, я к ним, чтоб не сигналили... Ты, к а к на лед опустишься, смотри!.. Уснуть на ровном запросто. Почувствовав, что краснеет, Степушка тряхнул головой: — Не усну. Че бы! Однажды у нас один уснул,— будто между делом сообщает Игорь Петрович. Вышли на лед, ровно, гладко, укачало в два счета. Оглянулись, а он прет вовсе в другую сторону, едва догнали. Он вывалился в темноту, впустив в кабину знобящий холодок. Гусеницы бульдозера перепрыгнули последнюю кочку и, нащупав озеро, забрякали весело, говорливо, звоінко. Н наступил блаженный покой. Тело удобно втиснулось в сиденье, обмякло. Огоньки метеостан ции вспыхнули во много раз ярче, многотонная машина будто поплыла по тихой воде, усеянной звездными отражениями. Все заискрилось вокруг и засверкало, рождая новую волну слабости, которой не было сил противиться. Не зря Дернов предупреждал. На Иеме их ждали. — Дернов! Начальник,— звал хриплым голосом из домика с высо кой мачтой мужчина в толстом полосатом свитере и без шапки.— Д авай по-быстрому на рацию, дежурный из управления требует... Ты слышь- нет, начальник? — Степка! Стёпка! Иди в зимовье, там теплынь... Ну хватит дурить. Садят кулачищем в бок. Не то Лева, не то сам Федор. Степушка мычит в ответ и, сладко улыбаясь, отмахивается. Какое блаженство'— забыть обо всем! Не н аруш айте,вы этого блаженства, будьте людьми! — Выметайся в два счета, разлегся он тут!— орет Федор.— А ну, живо выметайся, пока я сам тебя не вышвырнул! И будто бьі это вовсе не Федор, а вокзальная уборщица со шваб рой, которая сейчас упрекнет, что еще, мол, и с ногами забрался. Обволакивающая услада близкого забытья сильнее короткого ис пуга. Его тащут за руки. Подталкивают и смеются. Наткнувшись на колючее дыхание глубокой и морозной ночи, Сте пушка пытается сообразить, все ли у него там в порядке, в бульдозере, но Федор успокаивает: — Иди, иди, я его с подветренной стороны притьсну, тут ветер почти в лоб. • — Ну че ты, Степка!— тормошит его Л ева,— Степка!.. Гля,— вы тягивая шею, он останавливается и сильно дергает Степушку.— Игорь Петрович зовет. Ну все! Точно на Иеме оставит, не видать тебе Поляр ного круга, как своих ушей... Слышь? Наступить собственной ногою на Полярный круг — это желание из желаний, таким не шутят. Кинулся Степушка в мигающую размыты ми лучистыми огнями муть и остановилс'я— дружный хохот Левы и Федора вслед. — Топай на ужин, волк полярный,— весело кричит Кауров.— Ты поужинай вначале, потом уж о баЛовстве думай. И снова будто путаница в голове Степушки. Откуда-то наплыва ет голос Игоря Петровича: — Все нормально. Д а нормально, говорю... На Иеме? Разумеется, все. И ваши тындинские утюги... Помороженные? С чего бы, что мы впервые замужем?.. Ну, так, маленько, как и положено... Ты не о про изводственном травматизме думай, ты мне солярку срочно гони... Не
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2