Сибирские огни, 1985, № 2

же сказал Степушке однажды: «Какой-то он. неровный у тебя друг, а кто на слова горячйй, тот и в поступке может поспешить». ^ — 1ы бы в б уАк у залез,— почему-то неловко чувствуя себя перед В а­ сей, говорит ему Степушка и, распустив рюкзак, выкладывает на бре­ зент у костра мерзлый-хлеб. — А-а-а, моя кожа снесет,— отмахивается Вася, зубами затягивая узел бинта. ^ — Василий, тебе за смекалку,— кричит Федор. • " такую работу всем положено,— бурчит Вася и морщится от боли.— Начинай с крайнего, я сейчас. Не часто после роздыха на Тополином им доводилось собираться так вот вместе, смена есть смена, кто-то всегда на трассе, но случай с бульдозером снова свел их. Развели большой костер, блаженствуют, приоткинувшись на хвое. Пь5шеет Вася в ^ г д а быстро, с первой рюмки. Он уже давно рас­ сказал Степушке и Леве, как пристрастился к «зеленому змию». Р ас­ сказывал о прежней своей доармейской жизни, когда вкалывал шофе­ ром на стройке и много левачил. Но ни прежняя шоферская жизнь, ни армейская, где не удержался, сильного осуждения у Васи не вызывали, он рассказывал о них даже мечтательно и хвастливо, мол, пожили и мы. Это его отношение к своему легкому и добычливому прошлому Сте­ пушку не удивляло, потому что было присуще многим, окружавшим его и ранее, удивляло другое, как же так не понимает человек, что в нем все расслабилось до предела и что дальше, собственно, катиться уже некуда. ’ Как и следовало ожидать, выпив стопку, Вася пустился в пута­ ные и пространные рассуждения, забыл о еде. Ж алея его, Степушка подсовывал бульдозеристу мясо, просил закусить по-человечески, но Вася непонимающе мыкал, отмахивался. Скоро тронулисы Покачиваясь в будке Руслановой машины, Вася жалостливо внушал Степушке: Че они понимают в моем деле! Я семьи через все лишился, я армию любил, так это как? И девочка у нас была. А как семья р а зв а ­ лилась, тут уж... А что я, работаю хуже всех? Д а я никогда хуже всех не работал, у меня привычки этой никогда не было.» Мороз крепчал, туманы уплотнялись, все становилось еще более однообразным и утом.ительным. Д аж е снег ^тратил привычные искрис­ тые отблески. * Много его перевидал Степушка за свою короткую жизнь. Но тот сибирскии снег виделся теперь совсем иначе, чем этот приполярный. Дома он леж ал буграми, навалом, засыпав и леса, и дома, н реки, бы­ вал иссечен вдоль и поперек дорогами, тропами, следами лыж и снего­ пахов. Это являлось чем-то неотделимым от самой деревенской жизни, и даж е необходимым. Д ля того же будущего урожая, скажем. Чтобы полноводнее стали реки, гуще и скорее росли леса. Здесь же все было иначе никому не нужная, коварная помеха. Ровная, не тронутая че­ ловеком гладкая серость, прочная гладь, неуступчивая ножу бульдо­ зера, припаявшаяся панцирем к болотинам. А там, где болот под ним не было, он был сухой и текуче-вязкий, как барханный песок. Степушка все яснее понимал, что этот новый мир, требующий му­ жества духа^ и мужества тела, не его мир, потому что весь какой-то не­ познаваемый в своей беспредельности, а душа его не приемлет в делах случайность и непознаваемость. И тем не менее, мир этот имел над ним необъяснимую власть и словно поработил его навсегда. Федор был ровен в поведении, строг и расчетливо прост в работе. Ничто не могло выбить его из навязанного стихией ритма движения редеющего и редеющего отряда. Он вставал и шел на обычную работу, возвращался в летучку и заваливался спать с тем же умиротворени.ем от прожитого дня, как это делает всякий другой человек, знающий,