Сибирские огни, 1985, № 1

'.,0 0 спѵітіял Отдавшись соблазнительной и странно^ »°ре"Гбражен^^^ по-прежнему далеко, неожиданна " ° ' ” Ж Г ѵ 4 ™ \^ Л е Г ч Г у в ^ и даже будто бы начина, по^ь что мблазнился посулами Борецкого, душа порывалась бросить но старик навис над ним, подернул а, рука^бушлата:^^^ маленько, Степаана. Нельзя сиди да сиди, вставай; Кругом снова была первозданная тишина и все тот же муторно, надоевший снег. , „ , Подъем к вершине сопки становился круче, но- Конон бежал стре. мительно и легко, гибко и пружинисто. Но это только Степушке каза. лось. На самом деле и старик приустал. дав?ла знать о себе нуднаь тяжесть в ноге.- . Взбежав наверх, старик остановился. — Моя тордох т а м а ,- в беспросветность, в таежную глушь тычет ся Кононова р у ка ви ца .- Харосэе место, много здеся моя зыл. Таигускг густой, зверя было много. Ой-бой, харосый зверя! Семь медведей мо, Йала три медведя сыну давай стреляй. У-х, сохатый бальсои саапсеад Кому оставляй? Старая кость — худая кость. Сбросить, как олень ро, га... Х а - х а ! Ноги взять новый, руки новый, все новый — дальсе зывц Степаана. • И грустил и радовался охотник встрече с безлюдными просторам* да стылой вечностью, стоял, широко расставив лыжи, раскачиваясь ветру, выпячивая грудь. — Ай яй-яй, дома моя, Степаанка! Харасо саапсем дома! — А где же твой тордох? Мы еше не дошли?— спросил Степушка — Тама исе маленько иди.— И Конон пошел молча, сосредоточен, ный и угрюмый. Так молча шли они еще около часа. Тайга расступн лась набегал широкий простор долины с рекой, за которой и был то- расп’адочек, куда торопился Конон. Где-то сбоку вдруг возник причуд ливо тонкий, заливистый хор колокольчиков. Степушка замер. Плавно и ритмично раскачивались ветвистые рога. Белые олени в разукрашенной упряжи бежали стремительно, бе напряжения, точно плыли над снежной равниной, нечаянно задева; длинными ногами ее пушистое всхолмье. Каюр сидел на новеньких нартах, подогнув под себя одну ногу і бороздя снег другой. В руках его мелькал длинный шест. Доносилс задорный мальчишеский голос. , Каюр был невеликий полнолицый паренек, толстоватый в свои: меховых одеяниях, словно медвежонок, но верткий и неусидчивый. Под скочив и не сумев разом остановить разгоряченных оленей, сделал кру* — Узнавай — не узнавай? Омтоона, казысь, двенасатый , бригад; казысь, косевал?— шурился Конон. Олени уронили на Снег тяжелые рогатые головы. Из ноздрей вали пар и стлался по снегу. Конон обошел упряжку, потрогал нарты, прь поднял за полоз, опять похлопал животных. И все говорил что-то говорил на своем родном языке. И молодой оленевод Антон что-то гс •ворил. Они были рады встрече. Потом Конон сказал; • — Садись нарты, Степаана. Омтоона вези наЬ маленько. Сап животных, бреньканье колокольчиков, громкие, будоражащц вековую тишину голоса казались какими-то неземными, способным: вдруг в любую минуту отстать, увязнуть в снегах или, наоборот, уц чаться редколесьем. Тоненько пели полозья, будто невидимый музыкант водил ості рожным смычком по скрипке. В такт покачиванию оленей малиновым перезвонами тешились колокольчики. С костяным хрустом вминали сві жую порошу копыта. Время от времени перестукивались ветвиста оленьи рога. И звуки эти казались Степушке именно теми жизненно щ