Сибирские огни, 1985, № 1

— Слышь, бугор!— Пригода зло и криво усмехнулся.— Мы с Храпченко расчета требуем, не согласны врозь. Задрав один валенок на нары, смотрит властно на Назарку. — Требуем, врозь не будем,— как попугай повторяет Назарка. На первый взгляд, ему лет сорок, Степушка бы столько и дДл сначала. Но присмотревшись внимательнее, понял, ч т о ' Храпченко старше. Значительно старше. А обманчивую молодость ему придают ржаные буйные кудри — единственное, пожалуй, что достойно внимания и некоторой зависти во всем его облике. В остальном он похож на сну- ' лую рыбу, только что не зевает. На тонкой переносице глубокая морши- на и нависшая складка смуглой кожи. Длинные руки с толстыми, словно искусственно укороченными, пальцами вяло болтаются. Не руки, а хвосты с массивными шишаками на конце. Безвольные будто, не за всякую работу возьмутся охотно — поднимать их долго Назарке,— но страшные. Если уж вздымутсй, если уж ухватятся за что-то коротко­ палой и мертвой хваткой, не выпустят. И сам Назарка довольно толст, крепок, невысок, хотя ноги у него непомерно длинные, составляюшие разительный контраст со всем об­ личаем. И валенки, соответственно ступне, самые большие. Не валенки трубы газопроводные, поставит на кубажор сушить, другим нет места, ставь сбоку. . А спина прямая и широкая, как шифоньер, что делает его особен­ но непривлекательным рядом с Николашкой, довольно фигуристым и статным, несмотря на заметную кривизну ног. Петелин не отозвался на их ультимативное заявление, и Николаш- ка, напялив на себя фуфайку, перепоясавшись широким ремнем с замысловатой бляхой, поджарый и высокий, снова выпятил сухова­ тую грудь: — Ты слышь, бугор, что сказано? По всей форме ' нам расчет. Подчистую. Сколь можно болтаться по свету, где и нет его вовсе, света? — Тесная лобастой голове ушанка оголяет ошпаренную будто кипят­ ком, упрямо изогнутую .шею, такие же недоваренные будто мочки ушей, и чем упрямее он делается, тем сильнее оголяется р краснеет эта его крепкая, выносливая шея.— Все, хватит,— говорит он еше ре­ шительнее и как бы подводит черту. Шурфовшики молчат настороженно, это им ново — срываться в зиму. Должна быть причина из причин. — Шурфы сначала должны добить,— гуднул промывальщик и сер­ дито пошевелил носом.— Чужое кому сдалось. Петелин согласно кивнул головой, но ничем не пояснил этот кивок, а Степушке вновь, как и минувшим вечером, стало не по себе. Вражда! Откровенная вражда! Да что же они за люди? Чём живут, к чему стремятся? Назарка сидел, не шелохнувшись. Грубый, неуклюжий от • собст- ■венного равнодушия к жизни. Среди нависшей на лоб и лицо веселой рыжеватой повители сдвоенное бельмо. Что-т6 там колышется серым мельтешением, плещется будто, а вылупиться на свет не может. Ну как тут не споткнешься о такую рожу? — Ну вот что, Семен,— заговорил вдруг Петелин.— Тебе придется- за наставника... Молодые, пластайтесь. Вариант был вполне приемлем, Степушка почувствовал даже приятное удовлетворение, но вот Семку он не сильно обрадовал. Выта­ ращив глаза и надувшись, как индюк, он взревел: , — Еще чего! Да я с ним и на махру не набью, не то, что на сигареты. Пластайтесь! Только для .счета, что спарок? Жарко стало Степушке. ^ • Конечно, парень здоровый, битюг, можно сказать, откормленный, с тушенкой расправляется... Ну и что? И он, поди, кое-что делал такое. , 87