Сибирские огни, 1985, № 1

что такими и мечтал увидеть этих приисковых геологоразведчиков, шурфовщиков и старателей. Не люди, а бульдоги, спущенные с цепи, нв поймешь, кто добрый, а кто злой. Тон всему задает Матвей. Обошел его стороной, ка к бы опасаясь задет'ь ненароком своими лапищами, презрительно уронил: — Нынешние, они все недокормыши. А может, это... мужик нынещ. ний не тот, разучился? — Эх, тебя там нет, Селиваныч!— посмеивались благодушно в тол. не, не мешая Керченскому паясничать. — Все же дело в мужике, видно,— гудел Матвей.— М уж и к Сдает, язви ево, интеллигента образованного. Баба-то наша русская, она всем бабам баба. Порода, язви ее, кость! Ломовик всегда была.— Охнул стра- дальчески: — Свели этим'всяким образованием настоящего мужика! "Свели под корень! — А сам-то как, Матвей, годен или нет?— смеется взрывник Ряза­ нов.— Других критиковать — самое легкое. — Я? Сумлеваесся?— скакнул в тайгу грозный Матвеев голос, Это дело на пробу берут. — В лотке твоя проба, там теперь ковыряйся,— добивает беспо­ щадно Рязанов своего лучшего дружка .— Ха-ха! Помятый, неухоженный и от сизой седины какой-то неестественный, не принимающийся сразу, Матвей вздымался над невеликой толпой, выглядывая мастера. Это был редкостный экземпляр той разновидности' живучих лесных старцев, которыми в недалеком прошлом была столь богата сибирская сторона — стариков скитальцев и бездомных бродяг, Они будто матерели в своей старости, уступив ей однажды во внешнем своем облике, не спешили уступать внутренней силой, физической кре- постью.. Выставив кривые желтые зубы, он казался Степушке настоящим страшилищем, подобного которому едва ли можно теперь еще где-ни­ будь встретить. Из огромного рта, похожего на медвежью пасть, сочил. . ся тяжелый дух. А Степушке невдомек, что это не злое насмешничество, а обычное балагурство, вполне объяснимое состояние огрубевшей за годы одино. чества души и что говорить-балагурить эти лірди готовы сейчас долго. Щурят-косят мужички свои бельма навыкк.те, насмехаются уже над промывальщиком, потеряв интерес к Степушке. Взбаламученный винтокрылой машиной, поредел туман. Снега хо. дят волнами, высоко над лиственницами, ветры гульливые несут белую пыль с гольцов. Гонит по вязкой колее низкорослую брюхатую лошадей, ку ездовой якут Конон Кириллин. Подошел и мастер. Шапочка набочок, воротник меховой курткв приподнят. Рядом с могучим промывальщиком и длинноруким взрыв, ником Рязановым он кажется невысоким, но кости широкой. Лицо за. думчивое, с мягкими утонченными чертами. Нос горбинкой. — Ну, натешились, зубоскалы сиволапые? Рады свежему человеку, навалились, а ему-то как, подумал кто?— Нет у него уже зла на Сте. пушку — кого прислали, того и прислали. Пробился наконец на своем таежном,'«вездеходе» Конон-якут. Ма. ленький, под стать своей лошаденке, сморщенный, в мягких мехах Привскочил на саночках: _ — Ково тута прислали,’ товариса Петелин? Насяльство, сто ли? — Рабочего человека, Степаху Комлева,— гудит промывальщик — Слыхивал о таном? — Не-і<а, не слыхала Куонаан,— простодушно гундит ездовой. " — Погоди, бугор,— словно беспокойство прорезалось у Матвея — А куда его, к якуту рази да к лошади? Бадейкой-то надорвем только! ' — Мило дело в ездовые, Кононка все одно скоро сбежит. — Жалельщики,— криво усмехнулся Петелин.— Лишь бы не ми в спарок...Ничего, освоится и на шурфах. Все мы были неумехами.