Сибирские огни, 1985, № 1

Было похоже, что мысли его далеко, в том непролазном тумане, в кото­ ром Ульяну сейчас хорошо. И Устин был ослабевший от своих дум. Тол­ стые влажные губы его шевелились, он часто прикусывал нижнюю и с силой отпускал её, издавая чмокаюшие звуки. Спиридошу Степушка отыскал не сразу, лишь когда тот, надрывно ■ закашлялся, заворочался в углу на тряпье. Тереху, очевидно. Задело равнодушие Степушки и он подналег на голосовые связки: — Тля, Ювенал,-, не Хочет реветь! Гля, какой он! Молоток, ниче не скажешь. Тут все свои, поймут печаль твою, дава,й, Степа-растепа. Степушка не подошел к столу. Навалившись на стену, демостра- тивно скрестил на груди руки. — Так че же тьі, паря: ни аха, ни оха! Давай, паря!— приставал носильщик, выводя Степушку из равновесия. — Трепачей, как ты, знаешь, сколько? Если в угоду каждому ре­ веть, самому слез не останется,— сказал Степушка презрительно, чем привел Терёху в невероятное изумление. — Салага! Ой, салага на маргарине, он еще... Че ты сказал? Кто здеся трепач?— Тереха привстал, по виду игриво, а по голосу угрожаю- ‘ іце попер грудью на Степушку.— Ево, цуцика такого, пригрели, жалеют по доброте душевной, а он фигуру корчит. Да я тебя, если б не Ювенал, я б тебя,— и занес над Степушкой растопыренную руку. Громко торкнулось обидчивое сердчишко, кровь хлынула Степушке в головуг за что его унижают? Степушка непроизвольно вжал голову в плечи, на большее сразу его не хватило, но пружинно вскочивший Устин цапнул Тереху за шкирку, отшвырнул на прежнее место с такой силой, что едва не опрокинулся стол. Тереха вытаращился на Устина: — Гля, Устька — в защитники! Ты гля, Ювенал! Эти лапти скоро, командовать н-ачнут! Ну, настают деньки, я предупреждал тебя. И снова все от.молчались, словно не только не слышали Тереху, но и не видели его. Устин оперся о плечо старшего брательника, а Ульян разом как-то ссутулился, лицо его пасмурнело. — Поезд-то когда?— подал он голос через минуту, обращаясь к Ювеналию Юрьевичу. Несмотря на явную неопределенность вопроса, Ювеналий Юрьевич понял. — У. нас нянек нет, он сам должен знать про свои поезДа,— бурк­ нул Ювеналий Юрьевич. — Эх, вы!— непринужденно рассмеялся Тереха.— И че с вами сед­ не, не пойму? Даже шуток не понимаете. — Не расстраивайся, дядька Ульян, уеду,— глухо сказал Степуш­ ка.— Свой-то поезд я не пропущу. Заступничество Устина не приглушило его обиды на Тереху; і скопившаяся за утро и за весь день вперемежку со злостью, она рвану- лЗсь наружу. Он хлопнул дверью. Убежал. Выбегая из каморки, Степушка уже знал, что возврата к носиль­ щикам не будет.-И не потому, что брезговал, перестал в них нуждаться, а потому, что не принял их нехитрую философию жизни. Его не удивляло, что люди одинаково, в общем-то, гребут под себя — жить лучше вчерашнего стремится каждый,— удивляло и вызывало чувство протеста, как они это делают, какую недозволенную грань пере­ ступают. У носильщиков, как ему казалось и' что б.олее всего отталкива­ ло, вообще не было никакой грани человеческой порядочности — хватай, хапай, обдуривай простаков. Но и это он готов бы снести — терпел весь день. Не мог он вытерпеть и вынести лишь одного — насмешки над ' своими чувствами и над порядочностью бескорыстных людей. Высмеи­ вая его — ведь все отмолчались, когда Тереха приставал к нему и вы­ смеивал,— они высмеивали нечто большее, чем его личное отношение к немощной старости, они будто высмеивали своих прародителей, свой корень весь. И то, что Устин отшвырнул Тереху, обидело его безмерно.