Сибирские огни, 1985, № 1
в означенное на билете время к перрону подкатил поезд, и старуш ка уе, ха.да , маша Степушке через мутное стекло маленькой иссохшей ручонкой. Ей, досыта хлебнувшей на этом свете сладкого и горького, события дня. тоже показались неправдоподобными, она подергивала сморщеннными губками, которые время от времени проваливались в глубь рта, как если бы он вдруг оказывался беззубым. Выцветшие гла за ее остались в Степушкиной памяти широко раскрытыми, распахнуты ми тем охватившим ее удивлением, которые она не может ни унять, ни скрыть. еще в^Степушкиной душе сохранились ее прощальные слова; «Славненький ты шибко, а хорошо ли — не знаю. Да уж одно хорошо:, коли других обижать не научен, то и свои обиды легче снесешь. Уж ко му-то выпадет счастье рядышком греться, хорошей ты жизни достоин, Степушка, ввек не забуду». Слова были вроде бы и приятные, из глубин мудрого старческого сердца, но разжижены едва уловимой слезинкой старушечьего сочувст вия, тревоги за его судьбу. Это замеченное им сочувствие к себе, может быть, даже сострадание, оставило нехороший осадок, долго не желаю щий исчезать. і Возвращаясь в зал ожидания, Степушка увидел на ступенях главно го входа^ удмяющуюся фигуру Ювеналия Юрьевича. Не могло быть сомнений^ Ювеналий Юрьевич наблюдал за их прощанием. Но вот зачем наблюдал, чем таким тешил и грел суровое мужицкое сердце, оставалось непонятны'м, как непопонятно многое в жизни вообще. Возраст не позволял Степушке долго грустить, и то, что неожидан но катнулось в его груди горячим комом, когда поезд с бабкой отошел, скоро пропало. Вновь ярилось и пекло солнышко. Асфальт , подсох, и ветер гонял по нему обрывки бумаг. Степушка побродил по перрону, поглазел на дорожные сувениры, продающиеся в киоске, вздохнув — понравился небольшой корабельный штурвальчик с вмонтированными в него зеркальцем и якорьком,— отошел. Кругом, обласканные нежар ким солнцем, толкались и суетились люди. Их было много, поток их не ослабевал. Они лезли в ресторан, который закрывался на перерыв, ругались со швейцаром, брали штурмом буфеты, сбивались в толпу у те лефонов-автоматов. Они были всюду. Шумно дышали. «А сколько их по всей стране, тацих вот суетливых сейчас' и озабо ченных лишь одним: уехать, во что бы то ни стало немедленно уехать! — подумалось вдруг Степушке.— Неужели всем и всегда нужно только срочно? Не выдумывает ли человек сам себе эту срочность и не надры вается ли в подобной суете впустую?» Негромко татакая й попыхивая дымком, бежал трактор с вереницей пустых тележек. К носильщикам он вернулся, когда на окна ложились розоватые блики клонящегося к закату солнца, и был встречен пере смешками Терехи. — По родственнице, что ли, печалишься, парень?— потешался Те- реха скорее от нечего делать, чем со зла; да и с чего ему было злиться на Степушку?— А че же не ревешь, пореви, как положено культурным людям. Носильщики хмурились. Ювеналий Юрьевич, широко разбросив ру ки, сосредоточенно барабанил по столу пальцами. Они были у него тол стые, плохо гнущйеся в суставах, поросшие рыжим волосом. Ульян и Устин сидели рядышком; тихо, уронив на колени безвольные руки и цригнув кудрявые головы. Эта сблизившая их задумчивость выглядела потешной, но Степушке она показалась едва ли не символичной — дол жно. же когда-то наладиться у людей взаимопонимание. Лицо Ульяна потеряло прежнюю хмурую угловатость, оплыло подбородком на мас сивную и короткую шею, глаза его немигуче смотрели сквозь Степушку.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2