Сибирские огни, 1985, № 1

меж длинных рядов, но ее нигде не было. Подумав, что она уехала, Степушка будто и обрадовался ее удаче, и гючему-то загрустил. И в эт время увидел ее. Старушонка сидела на чемодане под белой колонной вприкуску с лучком и салрм жевала домашний хлебец. — О-о-о, вот вы где!— вскрикнул Степушка,— Думаю, дай посмот- рю, уехала наша бабуля или нет. Д а к не уехали? А билет оформили? Нету билетов,— жалостливо сказала бабка, заворачивая сало остатки еды в газету.— Нету, говорят, может, на завтре будут. — Ты бы к начальнику пошла. Ты же старенькая, тебе должны первую очередь. — И-и-и, пустые хлопоты без всякого интересу. Коли по вызову, говорят, должна телеграмма быть, а у меня ее нету. На старые году скидки пшик, в порядке живой очереди. — Тогда бы хоть на лавке умостилась, а то — под колонной. Тут ходят много. — Дак всюду нас много. Присмотрю токо — место появилось, а ту. да уж помоложе бегут. Куды мне с чемоданищем-то, это мне на сколь с ним ходу! — Эх ты, совсем не умешь шустрить!— по-своему посочувствовал старушонке Степушка.— Сейчас я тебя пристрою, потерпи, а то если до завтра, окочуришься тут. На лавку сядешь, чемодан под лавку, ноги вытягивай и дреми. — Надремешь, в этом содоме, чемодан-то сопрут, ходят всякие кругами. Я их он откуль узнаю. Я узнаю-ю-ю! Степушка рассмеялся: — Нужен им твой чемодан! Да он у тебя не подъемный, зря боишь­ ся. Его тут вот брось, он сутки пролежит и никто его не возьмет. — Д ак я знаю, что нету в нем большово добра, а эти-то рази знают, А без варенья-то я как заявлюсь, стыд один. Мой-то Генша, он хоть пьянчужка беспросыпная, а без домашнево варенья за чай не сядет. Внуки-то, Валя с Левиком, и говорить пустое, и тот и другой сладкоеж­ ки. Ка к же, теперь выглядывают да губки облизывают, я им заране отписала. Степушка слушал, а глазами водил по залу. И вскоре увидел непо­ далеку шевеленье среди сидящих. Подбежал вовремя, бросив на освобо­ дившееся место газету, перевел бабку. — Уселась хорошо? Ловко? — Да что мне, мне шибко больших удобств не требуется, не на по­ лу и ладно. Уж спасибо, не знаю какое, за вниманье ко мне. А то спро­ сить давечь не посмела: ты работаешь ково, али так пристегнулся, не­ чаянно? Незатейливые бабкины расспросы ставили Степушку в неловкое положение, но эта неловкость его не тяготила, она потребовала откро­ венности, честного признания, и он еще не умеющий ни хитрить в подоб­ ных разговорах, ни уворачиваться, охотно пошел на него. — Я и сам не знаю, бабуля,— с душевной облегченностью сказал Степушка.— И в пассажирах пока не числюсь, потому что билет не на что брать, и работать вроде как не допускают. И с этим небольшим признанием наметившееся в нем облегчение ширилось и крепло, все, недавно еще бродившее в нем болью и расте­ рянностью перед ударами судьбы, и та неприязнь, которую он только что снова испытал к Терехе, и все остальные противоречия, раздираю­ щие с утра в переполненном, но чужом вокзале,— все отодвинулось. Степушке хотелось говорить много, пространно, и ему показалось, что он сказал уже невероятно много, и был благодарен чувствительной на его боль и его сомнения, сострадающей ему, терпеливой старухе. И старуха поняла все это. Поняла гораздо больше, чем было ска­ зано им. „ Точно! То-о-очно, я так и словила, мол, какой-то неприспособлен­ ный весь,— подговорилась она охотно и доброжелательно, ни в чем не осуждая его и ничем не упрекая.— Ну да, раз ни тот, ни другой, оно и 62