Сибирские огни, 1985, № 1

Отец его, Степан Комлев, отчаянный был ухобака. И в парнях, и в мужиках всюду первый. Потому и. на лесосплав пошел, что труднее работы не оказалось. А Степушка рос тихо, мирно. Видно, верх взяла материна кровь. И ласков был, с малых лет улыбчив. Тянулся, тянулся к солнышку и вытянулся в хлыст. Стан девичий, на личико светленький весь, волосенки — что козий пух. В обычной холодной во­ де сполосни, не в щелоке, и рассыпались тонким блескучим шелком. Десять классов окончив, так и не обнаружил в душе сильного горения на дальнейшую учебу, напросился к Литухину-бригадиру на сплав. А в конце июля заявил: «В геологи пойду». — Да что в них такого хорошего? — удивился Литухин, с гибелью отца принявший бригаду и не помышлявший никогда о другой рабо­ те.— Бездомные все, как скитальцы какие. — А как же новое открывать, если не скитаться? — не понял его Степушка.— Вот и хочу, чтобы реки новые, горы, тайга. — Наша река всегда новая,— стоял на своем старый сплавшик.— Она хлопать глазами впустую не даст. Но Степушка уж другим жил: «Спробую, все одно когда-то пробо­ вать». И спробовал. Не только в институт не поступил, но и без денег остался. Степушка посидел еще на скользком и массивном диване с вы­ жженными на спинке буквами МПС, поковырялся во всех карманах — надо же, в конце концов, обревизовать себя по-серьезному,— но утеше­ ний не наревизовал. Какие-то мятые шпаргалки вывалились, о которых и позабылось давно, карандашик обгрызанный, блокнотики, просто чи­ стые листки. А спичек оказалось почему-то целых три коробка. В грустной задумчивости поворошив это свое богатство и сердито смахнув его в урну, Степушка отправился на перрон. Было ветрено и холодно. Тучи еще ниже опустились к земле. Непо­ воротливые и мрачно-громадные, они бесшумно ползли над пристанци­ онным хозяйством, оставляя всюду свои лохмотья. Иссеченные шалыми степными ветрами, забрызганные желтым цветом горькой измены, бе­ резки-невестушки хотя и казались еще теплыми, приветливыми, но изреженная их крона, слетающий и слетающий лист наводили на все живое первую, осеннюю грусть. Сновали ііриезжающие и отъезжающие. Те, кто, соскакивая с поез­ да, попадал в объятия своих близких, бурно радовались, и Степушка с завистью замедлял шаг, а те, кто потерянно озирался, вызывали со­ чувствие и досаду — вот приехал человек черт-те откуда, а его и встре­ тить не удосужились! Невольная досада будто бы уравнивала его с этими -—никому не нужными. Час ли, два или три прошло — Степушка за временем не следил, лишь обострилось чувство голода, неприятное подташнивание,— спа­ сения не находилось, все в нем, под стать утру, оставалось хмурым и мрачным. Вот-те и йе в деньгах счастье! Будь бы так, о чем тужить. Подкатись к лоточнице —- ишь, какая тумба неохватная раскорячилась посреди перрона,— объясни, что голоден, а та и улыбнется мило-преми- ло: «Бери, бери, паренек! Свеженькие». Ага, возьмешь! Видит око, да зуб неймет, бесплатно можно толь­ ко губы облизывать. Свои, разумеется. И непонятно.е озорство овладело Степушкой. Навис над женщиной, буркнул с вызовом: Тетка, дай че-нибудь за «спасибо», а то у меня деньги ночью сперли. ^ ' Женщина пихнула его бесцеремонно, загородила собою лоток. Эх ты, еще сознательной себя считает! Оно и видно, какая ты сознательная. Тебе — человек хоть сдохни. Конечно же, получить у .нее пирожок Степушка не рассчитывал, но настроение у него заметно поднялось — ведь это были пока единствен­ ные слова, которые он произнес за все трагическое утро. И произнес он шх вполне’ достойно человека, оказавшегося в нелепом положении. 49