Сибирские огни, 1985, № 1

А потом наступило удивление: «Как странно, не знаешь, кто 'будет, мальчик или девочка. Рожу, вырашу, и никто нам не нужен. Только неужели это все происходит со мной?» И все-таки закон охранял рождение ребенка. В том месяце, когда у Оли родилась дочка, в Минский городской отдел здравоохранения при­ шел запрос, дескать, в августе прошлого года в Новосибирке у граждан­ ки такой-то была зарегистрирована беременность. Просим сообщить, состоялись ли роды, а если беременность была прервана, то по какой причине. Закон поинтересовался и узнал о том, что Томка родилась, а родной отец не узнал. И тогда, когда его жена Елена родила девочку, он не знал, что это его вторая дочь, а не первая и единственная. В ме­ лодраме такая история — сюжет, в жизни — обида, беда, а иногда и тайна. ...До начала учебного года оставалось три дня, и Оля пошла к ди­ ректору школы. Это была молчаливая, строгая женщина, преподавав­ шая в старших классах историю. К тому же она была некрасива, без чувства юмора, и никто не смог бы объяснить, за что ее любят дети и учителя. Оля считала, что за справедливость, и только спустя много лет, вспомнив директоршу, задумавшись над ее жизнью, вдруг поняла; лю­ били ее за внимание, за уважение, которое жило у нее в глазах. Такая вот добродетель — умела слушать людей, глядеть на цих добрыми гла­ зами. Слушала, не перебивая, советов не давала, лишь успокаивала: «Все бывает, от этого еще никто не умирал». Это могло относиться и к личной, семейной неприятности, и к производственному конфликту. Олю она выслушала, как обычно слушала всех, и нарушила свое правило, стала советовать. — У тебя один выход: надо идти к Матвею, а потом в загс. — Никогда,— отрезала Оля,— об этом не может быть и речи. Я од­ на во всем виновата, одна и расплачусь. Директор не стала ее уговаривать, она только спросила: — Откуда у тебя такая неженская смелость! Оля промолчала, хотя могла бы ответить: «Отсюда, от такой же школы, в которой сейчас работаю. Воспитание бывает не только на при­ мере, но и от противного. Поэтому мне не хочется подражать ни Татьяне Лариной, ни Анне Карениной. Не надо отдельно взятую женскую судь­ бу, даже воспетую гениальным художником, возводить в эталон. К тому же большой вопрос, что трудней — жить с нелюбимым, броситься под поезд или родить и вырастить одной ребецка». Директорша еще раз отступила от своих правил: — Ты не должна забывать, что ты учительница. — Я не учительница,— ответила Оля,— что я знаю? Я знаю, что была война и многих поубивало. У меня отчим погиб и соседка Люся Красивая. Очень была красивая. Сын у нее остался, другая Люся его усыновила. Вот этому бы людей научить — любить чужих детей, растить их, чтобы не было ни одной сироты. Директор школы на это сказала ей опять свое: — Знаешь, я тебе не завидую. Всем молодым не завидую. Это же такое трудное время. Человек расстанется с молодостью и начинает идеализировать. А на самом деле, сколько было ошибок, скольконеис­ полненных желаний, какая жажда любви и какая обида, что жизнь- подсунула совсем не то... Оле хотелось спросить: «Это вы про свою молодость?» Но есть лю­ ди, которых не обо всем спросишь. Перед отъездом она пошла в общежитие к Харитону. Просто гля­ нуть на него, попрощаться, привет Сысоевой передать. Харитон ей об­ радовался. Шел по коридору общежития, держа ее под руку, и вертел головой, мол, смотрите, какую я отхватил. Оля спросила; — Харитон, ты доволен жизнью? — Какая жизнь?! У студентов нет жизни, одна зубрежка и очереди в столовке.