Сибирские огни, 1985, № 1

А когда он появлялся, ей казалось, что принес он с собой клетку и сейчас ее туда заточит. Лишит свободы. — Замуж надо выходить тогда,— говорила она,— когда без чело­ века невозможно прожить дня. А если прожил день, то проживешь и второй, и целук) жизнь. Это было сложное заявление, и Матвей толковал его так, что в Оле говорит справедливая обида: он не приходил, мог прожить без нее и день, и два, значит, может прожить без нее всю жизнь. — Красивые слова,— отвечал он, не умея вести подобные раз­ говоры. — Нет ничего в жизни выше красивого слова,— отвечала она. Он умолкал. — И в любви, Матвей, выше слова ничего нет. На его хмуром лице глаза становились растерянными. Он работал в ночные смены, учился на курсах помощников машиниста, чем тратить время на пустые разговоры, лучше уж поспать. Он и говорил ей об этом, не боясь будничности своих слов. Но когда она сказала, что в любви вы­ ше всего слово, он не согласился. — Любовь — не слова, любовь — это чувство,— сказал он. И Оля не стала с ним спорить. — Матвей, ну а сегодня будешь слушать про зеленую дорогу? — Два раза ты уже про нее рассказывала. Так? Ты приехала к Лю ­ се Некрасивой туда, где формировалась ее часть. Она тебе вызов послала. — Мама не хотела пускать, а потом ей кто-то сказал: самое надеж­ ное в военное время — это армия. Мол, ничего плохого со мной не случится, и она отпустила. — И это я знаю,— сказал Матвей. — Тогда я сама себе буду вспоминать, а ты спи. Впервые вижу та­ кого человека, которому только бы поспать. ...Документы, которые Оле выдали в военкомате, выглядели солид­ но. На пропуске в вокзал из одного угла в другой бежала красная полоса, Оля протянула его дежурному с Красной повязкой на рукаве, стоявшему у двери, и тот кивнул: проходи. В том зале, в котором она оказалась, можно было жить до конца войны, никуда не уезжая. Спать на мягких диванах, читать газеты и журналы, которых здесь было мно­ жество. В конце зала стоял длинный стол, а на нем тарелки.с толсто по­ резанными кусками белого хлеба. Оля подошла к столу. — Можно взять кусок хлеба?— спросила она у стоявшей рядом официантки. . — А талоны на ,обед у тебя есть? Это были самые волшебные в Олиной жизни минуты. Она протяну­ ла официантке свои проездные бумаги, и та ножничками вырезала из одного листка квадратик и сказала: — Хлеб не нормирован, ешь, сколько хочешь. Потом принесла тарелку и миску; в тарелке — борщ, в миске — ка ­ ша с тушенкой. Она тогда все это съела и уснула за столом. Разбудил дежурный, не тот, что стоял в дверях, другой. — Гражданочка, ваши документы. Станция, когда она туда приехала, была запружена состава­ ми. На открытых платформах под зеленым брезентом угадывались очертания пушек, самолетов, танков. Из товарных вагонов выскакивали солдаты в погонах, со стоячими воротниками на гимнастерках. Оля, жившая до войны в воинской части, глядела на них с грустью, как будто тех бойцев с петлицами на воротниках всех поубивало, а вместо них едут на фронт вот эти, в погонах. Здесь тоже всем распоряжались де­ журные с красными повязками на рукавах. Оля подошла к одному из них, и он посадил ее на грузовик, который ехал туда, где формирова­ лась часть Люси Некрасивой. В грузовике сидели старухи с корзинами и мешками, они молча встретили Олю, ни одна не спросила, куда это она одна направилась в такое время. Каждая из них думала только о