Сибирские огни, 1985, № 1

Оля сидела за столом и слушала радио, когда мама ее вернулась домой. Поставила чемодан у порога. Обняла и поцеловала подошедшую к ней Олю. Потом долго стояла и осматривалась по сторонам. Наконец сказала: — Если бы ты только знала, какие мне сны снились. Я ведь только два дня назад узнала, что ты жива и здорова. А почему у тебя учебники на столе? Разве еще не каникулы? Оля ответила, что будут учиться весь июнь, потому что осенью и зимой подолгу не учились. Она смотрела на мать и ждала, когда та спросит: где печка? Но мать ничего не замечала. Потом Люся Некра­ сивая стала каждое утро щепотом спрашивать: «Ну?» И Оля отвечала: «Не замечает». Иногда забытое забывается на всю жизнь, но мать вспомнила: — Что же ты мне ничего не говоришь,— сказала она как-то утром, — где печка? — Купили,— кротко ответила Оля,— пришли два старика и две старухи и купили. Мать долго молчала, потом стала расспрашивать, зачем это они купили, что за люди, как выглядели. Потом спросила: — Может, они сумасшедшие или сектанты какие-нибудь? — Почему? — Ну кто же, Олечка, из нормальных людей будет покупать в та­ кое время кафель от печки. Я понимаю, старинный был кафель, стоя­ щий, но покупать его сейчас! И ни слова о том, как это Оле пришло в голову продать, или кто ее этому научил... Только после войны, через много лет, она иногда го­ ворила: «Ты не прибедняйся, ты даже очень решительная, помнишь, как в двенадцать лет печку продала?» Обычно Фриц Карлович возвращался с базара часа в четыре, а тут он вернулся поздно вечером, сел на табуретку в коридоре и сидел так, пока Люся Некрасивая не натолкнулась на него в темноте и не закрича­ ла. Тогда Фриц Карлович поднялся с. табуретки и щелкнул выключате­ лем. Зажегся свет, и Люся Некрасивая закричала уже другим, радост­ ным голосом: «Вы только гляньте, поглядите на него!» Фриц Карлович стоял в коридоре в телогрейке, ц солдатской зимней ушанке, ноги были забинтованы обмотками, а ботинки поблескивали латунными заклепками. За окном был июньский вечер, а он словно перепутал времена года. Все сразу поняли, что Фриц Карлович получил документы. Обмундирование на нем было, новенькое, стоившее на толкучке несметные деньги. И все же, зачем он его надел в жару? Фриц Карлович и сам понимал, что пора объяснить соседям, что с ним произошло. — Со мной разговаривал очень хороший человек. Я ему, между прочим, сказал, что мои родители предположить не могли сорок лет назад, что мое имя станет ужасным. И он мне на это ответил: «Сорок лет назад этого никто предположить не мог. Но я вас уважаю за то, что вы не отказались от своего имени». Старую одежду Фрица Карловича сожгли, и Оля подумала, , что он, как царевна-лягушка, скоро покинет их, потому что жить рядом с ними мог только в своей старой лягушачьей коже. Так оно и случилось. Фриц Карлович исчез, не попрощавшись, и за все время, пока шла вой­ на, не прислал о себе ни одной весточки. — Его забросили в тыл к немцам,— говорила Оля,— может быть, даже в форме генерала. Люся Некрасивая сомневалась. — Он очень воспитанный, мягкий, для генерала ему ' не хватает суровости. — Тогда его могли забросить в какой-нибудь немецкий военный оркестр,— говорила Оля,— он же музыкант. — А какой толк с него в оркестре? Там же никаких сведений не соберешь.