Сибирские огни, 1985, № 1

в. г. Одинѳков. «И даль свободного ромв- на...)ь Новосибирск, «Наука», 1983. В. Г. Одинокое занимается творчеством Пушкина давно: были уже многочисленные статьи в периодике и сборниках, была книга «Пушкин и Тургенев», посвященная взаимосвязям в русской литературе XIX ве­ ка. Поэтому появление данной моногра­ фии, исследующей некоторые произведения Пушкина в свете начального этапа русской романистики, представляется вполне зако­ номерным. Уже во введении В. Г. Одиноков форму­ лирует основной пушкинский принцип ро­ манической прозы: «различные «срезы» исторического материала, темы государст­ венного значения сочетались в единой ху­ дожественной структуре с материалом ча­ стной жизни, с темами любО'Вными и се­ мейными». Пушкин высоко ценил Вальтера Скотта, но помимо творчества «отца исто­ рического' ро.мана» он изучал и многих других авторов разных стран; причем по­ стоянно, как доказывает В. Г. Одтьноков, его привлекал все тот же аспект — соче­ тание исторического, всеобщего с личным, семейным. Уже в «Арапе Петра Великого» Пушкин наметил свой путь создания худо­ жественного произведения на темы рус­ ской истории. Конечно, единая художественная систе­ ма даже у такого гения, каким был Пуш­ кин, сложилась не вдруг, не сразу. На об­ ширном фактическом материале В, Г. Оди­ ноков доказывает, чтО поэт долго выраба­ тывал свой подход к изображаемому, свою концепцию историзма. Мы помним, что Пушкин писал и подлинные «исто- ,ии» — «Историю Пугачева», «Историю Іетра». Это были научные труды, где каждое слово, каждый факт, событие, да­ та строго выверены по документам. Но од­ новременно с такими работами^ Пушкину необходимо нечто иное. Он хотел показать, как история воздействует на каждого' че­ ловека. «Пушкин осмысливал личность вообще и свою, в частности, как «явление» исто­ рии,— справедливо 'отмечает исследова­ тель.— Поэтому он и создавал о себе «ис­ торические» анекдоты и фиксировал то, что создавали о нем другие в этом пла­ не». Анекдот, то есть, в данном случае, ре­ альное или правдоподобное событие, орга­ нично входящее' в ткань эпохи, в наши представления о конкретном лице, играл важную роль для многих писателей той поры. Пушкин искал и сочинял сам анек­ доты, хранившие колорит времени. Придет время — и из анекдотических, по сути, происшествий вырастут «Повести Белки­ на». В. Г. Одиноков подробно рассматривает в этом аспекте и «Евгения Онегина», и по­ эму «Медный всадник», и «Повести Белки­ на», и «Капитанскую дочку», «и «Дубров­ ского», и многие прозаические отрывки. Благодаря последовательному, подробному текстологическому анализу мы становимся свидетелями творческого поиска великого поэта, следим за его эволюцией, за рожде­ нием целого жанра в отечественной литера­ туре. «Пушкин постоянно .творил «ромал»,— пишет В. Г. Одиноков.— Для него это был не стабилизированный жанр, с твердо уста­ новленными параметрами, а процесс. Да­ же такие завершенные произведения, соз­ данные в жанре романа, как «Евгений- Онегин» и «КаП'Ита'нокая дочка», деМ'Онст- рируют внутренний процесс формирования и, жанровой формы и жанрового содержа­ ния романа. Еще в большей степени это относится к пограничным жанровым фор­ мам, которые открывали перспективу, «даль» свободного романа». Именно пото­ му, что Пушкин экспериментировал, остав­ ляя за создателем романа большую сво- боду, он и был воспринят последователями как учитель, руководитель, наставник, но отнюдь не строгий «диктатор». Рассматривая творчество Пушкина, В. Г. Одиноков проводит многочисленные параллели с др-угими великими русскими романистами XIX века — Л. Н. Толстым, Ф. М. Достоевским. Так, по мнению иссле­ дователя, проблематика «Пиковой- дамы» предвосхищает «Преступление и наказа­ ние» Достоевского, а Германн — предшест­ венник Раскольникова, образ которого нброждеи буржуазной эпохой». И вообще невозможно воспринять «Петербург Досто­ евского», не вспоминая поэмы, стихотво­ рения, наконец, романы Пушкина. Общеизвестно, что у Льва Толстого встречаются прямые «переклички» с Пуш­ киным. Последуя взаимосвязи двух великих писателей, В. Г. Одиноков верно замечает: «Л. Толстой в поисках форм повествования прошел путь Пушкина. Но он не остано­ вился ни на пушкинском, ни на тургенев­ ском уровне... Толстой смело вторгся в ра­ нее «запретные» области психологическо­ го анализа, в святая святых человеческой души. Те художественные подмостки, кото­ рые воздвиг Пушкин, он достроил на не­ сколько этажей выше и с них взглянул на мир и людей — и только тогда увіидел связь «всего со всеми». Но как бы ни был велик Л. Толстой, без гения Пушкина это сделать было бы невозможно». Есть у книги В. Г. Одино.кова и еще один важный аспект. Всё мы с детства «31)аем» Пушкина, без него немыслимы не только школьный и вузовский курсы лите­ ратуры, но и попросту воспитание, приоб­ щение к культуре наших детей. Часто бы­ вает так, что привычные, затверженные формулировки как бы заслоняют суть творчества. Мы произносим их, не задумы. ваясь уже над смыслом отдельных слов. Так, по-моему, происходит с известным і определением Белинского. Стоит спросить школьников, что такое «энциклопедия рус­ ской жизни», и мы услышим либо сухие ' фразы из учебника, либо невнятные объ. яснения. В книге о Пушкине «Евгению Онегину» посвящена самая больш'ая по объему глава, что закономерно отражает и подчеркивает роль романа в творчестве поэта и в русской литературе в целом. Одиноков не только анализирует знакомый текст, но и предлагает свои определения знакомых формулировок, помогающие по- новому взглянуть на освещаемую пробле­ му. «Энциклопедия русской жизни»,— пи­ шет В. Г. Одиноков,— творится из таки.х разноплановых и разномасштабных явле­ ний и фактов, которые в совокупности оп­ ределяют движение стрелок на циферблате истории. Уже в «Борисе Годунове» Пушкип