Сибирские огни, 1985, № 1

героическом, не только непрестанное испы­ тание самого себя на прочность, на излом, не только его профессиональная работЬа ли­ тератора, это вся та жизмь, которая мил­ лионы лет существовала до его появления на свет и продолжает длиться, множиться, видоизменяться и сейчас. С крохотного ост­ ровка буровой он ступает на пружинистый мох тундры и вдруг понимает; «Это другая, дочеловеческая, внечеловеческая жизнь. От­ делить себя от нее легко, но как понять се­ бя в этой жизни, если она существует не­ зависимо от того, отделяем ли мы себя от нее или не отделяем?» Язык повести точен, ёмок, без какого бы то ни было налета выспренности и аффекта­ ции. Этот язык выражает уважительное, без сюсюканья, отнощение к человеку, не­ примиримость ко всякого рода лжи и фаль­ ши, к административному ражу и безду- мию, из-за которых на плечи людей ложат­ ся дополнительные, подчас очень тяжелые, нр отнюдь необязательные испытания. Калещук постоянно сопоставляет, связы­ вает воедино времена, н не только день се­ годняшний с днем вчерашним, что давно уже стало обыденным сопоставлением, но день сегодняшний с минувшими веками и даже доисторическими эпохами, он связыва­ ет Восток с Западом, Север с Югом, связы­ вает ^предметы повседневного обихода с та^ инственными явлениями природы, людей именитых, прославленных, с людьми безве­ стными, честно выполнявшими свой долг. «Бурение — всегда тайна или таинство. Оно не обещает открытий, но не отпускает даже на миг — жди... Калязин тоскует о / звании бурильщика, далеком, как мезозой, ' и о мезозое, близком, как тормоз лебедки. Петро мечтает о необузданной черной реке, блуждающей в загадочных глубинах. Гриша испытывает сострадание, прикасаясь к дро­ жащему металлу квадрата, я хочу, я пыта­ юсь понять, что связывает и что разъединя­ ет людей, занятых общим делом, когда азарт трудной задачи пробуждает неутоми­ мую жажду познания. Каждый сантиметр в глубь земли — это движение не. через пространство, а сквозь спрессованное вре­ мя. Турбобур едва шелохнулся, наткнув­ шись на неожиданное препятствие, но это не камень попал под шарошки, а пищаль казачьего сотника Ивана Ускова, это не ба­ зальт, а окаменевший пепел погасших ко­ стров, это не алевролиты сжали буровой ин­ струмент, а непроходимые чащи миоцено­ вых лесов и затаенное дыхание умолкнув­ шего времени...» В один тугой узел связывает Калещук не только разные времена, но научные фор­ мулы и определения с бьющей вокруг жиз­ нью, а эту жизнь с той жизнью, о которой можно прочитать лишь в учебниках, уче­ ных трактатах да популярных брошюрах. Что такое нефть? Действительно, что? Комбинация углеводородов, содержащая кислородные, сернистые и азотные соедине­ ния? А может быть, это энергия ядерных реакций солнца, расчетливо припрятанная землею?.. Но это еще и «тепло зверей и ра­ стений, живших миллионы лет назад... Са­ молет от заправщика выруливает на старт и набычивается, дрожа от нетерпения и восторга, от предвкушения полета и созна­ ния своей мощи,— нет, это птеродактиль расправляет неуклюжие крылья. Вездеход, урча в сизом облаке выхлопов, выбирается из трясины — нет, это стегоце­ фал, исчезнувший в триасе, вновь надувает шершавые бока... Дождь стучит по крыше уютного домика над рекой — это не рубероид, а магнолии палео.ц€иа защищают вас от стихии своими листьями, а ваши усталые, растрескавшие­ ся от работы руки пахнут не вазелином, а лепестками цветков, облетевших в юрский период». Позволю привести еще несколько приме­ ров, которые отражают манеру письма Ка- лещука. «Солнце исчезло, только там, где оно бы­ ло минуту назад, разливается по серой бу­ маге малиновая акварель и, впитываясь, застывает, тускнеет, теряет, переменчивый блеск движения». Или: «Море затянуло бродячими льдами, и среди них, как утюг на рваной простыне, деловито топчется неуклюжий черный теп­ лоход с высокими черными бортами». Все дышит в повести такой правдиво­ стью, что читатель становится как бы не­ посредственным наблюдателем жизни, а это неизбежно заставляет вдумываться в про­ исходящее и оценивать это происходящее по высокому человеческому и общественно­ му счету. Ю. ГОРИН. г. Морозов. В дороге и дома. Стихи. Ом­ ское кн. изд-во, 1983. В. Иванов. Журавлиный луть. Стихи и поэмы. Омское кн. изд-во, 1983. Два молодых омских поэта почти одно­ временно выпустили свои первые книжки. Уже в самих названиях их книг есть нечто роднящее. В одном — слово «дорога», в другом — «путь» — понятия в общем-то од­ нозначные. И это не случайные совпадения. Молодых поэтов сближает именно стремле­ ние к дороге, к движению. И дело тут не просто в физическом, «географическом» передвижении по нашей стране (хотя у обо­ их за плечами многие тысячи наезженных и налетанных километров). Суть этого стремления — быть все время в пути духов­ ном, нравственном, воспринимать нашу сегодняшнюю жизнь как продолжение той великой исторической дороги, которая была начата в древние времена Александра Нев- ' ского, продолжена деяниями Петра, под­ вижниками Октября, солдатами Курска и Сталинграда, героями целины и кос.моса. Пафос гордости за свою страну — вот главное, что роднит эти небольшие книги. - Сборник Геннадия Морозова открывается стихотворением «Речка Омка». Вообще сле­ дует сказать, что поэты охотно и довольно часто объясняются в любви рекам. Но в последнее время в эти признания вплетают­ ся и другие чувства, которые, впрочем, и должны всегда сопутствовать истинной любви: боль и тревога. Что ж, еще великий Гейне говорил, что если мир треснет, то трещина пройдет по сердцу поэта, и не слу­ чайно Г. Морозов, отдав дань славной реч­ ке Омке за то, что она «подняла городок, сберегла, все тревоги с собой уносила», в другом стихе Пишет: