Сибирские огни, 1985, № 1

казалось бы, насквозь рациональном, ком- фортіно устроеином мніре, любовь многоли­ ка, необъяснима, как в рассказе П. Нилина «Дурь» и в фильме «Единственная», котю- рую гюставил по нем-у режиссер И. Хей­ фиц. В статье Е. Цейтлина художестівея- ный и публицистический материал сплав­ лен авторской мыслью и чувством; это — цельное литературное произведение, кото­ рое читается на едином дыхании. В «дуэте» «антимещанокнх» статей яівное преимущество имеет, напротив, А. Горше­ нин. Сложность здесь в том, что «современ­ ное мещанство» — термин, который явля­ ется исхо-дным в обеих статьях,— доста­ точно неопределенен по своему социально- нравствѳиному смыслу; мне уже неодно­ кратно приходилось писать об этом. Слово «мещанин» чрезвычайно чужеродно, напри­ мер, в мире обіразов русской классики XIX .столетня; самые отрицательные персона­ жи Толстого и Достоевского — такие, ска­ жем, как Элен Безухова или Смердяков — не -могут быть «покр-ыты» этим словом; оно не соответствует подходу писателей к человеку. Слово это получило права литера.турного гражданства в ^обстановке обтрой классо­ вой бор'ьбы, разделившей общество на два лагеря; понятие «мещанство» переносило это разделение также в духов.ный, челове­ ческий план: «строй души современного представителя командующих классов» — так определяя его А. М.. Горький; в таком плане — отживающей собственнической, буржуазно-обывательской . пси.хологии — трактов'ала это слово и литература 20—30-х годов. Сейчас, когда социальная структура на­ шего общества стала иной, когда классо­ вый антагонизм в прежнем смысле у нас не имеет места, понятие «мещанство» по­ теряло социал^ѵную конкретность; в нем осталось главным образом эмоционально­ отрицательное содержание. Мещанство — это то, что неприятно, враждебно нам в духовной жизни, в психологии, в самосоз­ нании людей: «бездуховность», эгоизм и т. д. Характерно, например, определение, которое дал Ролан Быков в св'оем недав­ нем газетном интервью: «Мещанство — это замена высокого низким». Не думаю, что­ бы критик-социолог мог уверенно опирать­ ся на такой зыбкий, субъективно окрашен­ ный .термин. т Говоря о «современном мещанстве», ни Е. Цейтлин, ни А. Горшенин не считают нужным определить это понятие; оно при­ вычно,'и им поэтому кажется, что всем яс­ но,'о чем идет речь. Между тем, сам Е. Цейтлин,сразу говорит о зыбкости «те­ мы мещанства» в современной советской литературе, о том, что в последнее время эта тема «раздвинула свои границы, точ­ нее границы исчезают вообще». Говорит — и в то же время-считает возможным сое­ динить внутри этой темы различные обще­ ственные типы; мрачный «старорежимный» собствевник-прио.бретатель, современный духовіный примитив, не поднимающийся над «вещными» ценностями, интеллигент- индивидуалист, умный и хищный карье­ рист-практик, в погоне за потребительски­ ми благами жа.ждущий захватить место в научной иерархии... Тут что ни тип, то своя пробле.ма , требующая специального разго­ вора; назвав их всех «мещанами», дальше общего места мы не пойдем. Зыбкость и неопределенность конпепцин Е. Цейтлина усиливается еще и тем, что он выносит за одни скобки произведения, глу­ боко различные по художественному уров­ ню, по. характеру авторской позиции: тра­ диционное «бытовое» разоблачение собст­ венника («Дом» А. Якубовского, «Три опоры» Г. Николаева); злободневные, ост- росатнрические, памфлетные произведения («Новый год» М. Рощина, «Браконьеры» А. Якубовского), наконец, такие глубокие, сложные вещи, как «Московские повести» Трифонова, «Утиная охота» Вамяилова. Если к первым двум группам слово «ме­ щанство» еще можно отнести хотя бы в эмоционально-разоблачительном плане. То от последних оно просто отскакивает, как мяч от стены;_ здесь уже принципиально иная форміа видения и понимания челове­ ка. Недаром из всей плеяды трифоновских характеров наши критики вынуждены до­ вольствоваться лишь памфлетной фигурой Гартвіига; следовало бы серьезнее вдумать­ ся и 'в бунт Трифонова против зачисления его повестей по «антимещанскому» ведом­ ству. Скользя от одного характера к друго­ му, Еі Цейтлин так, в сущности, и не смог объединить их в цельную проблему; сТатья его внутренне распадается. А. Горшенин в статье «Недоросли и опе­ куны», напротив, четко фиксирует волну­ ющую его проблему. Он выделяет в пове­ стях В. Липатова, Л. Треера, Б. Жиганова, Н. Садур новый социальный тип современ­ ного молодого человека, которого объеди­ няет с Онегиным,, Рудиным, Обломовым «пустота и мелочность, бесцельность и не- умотие жить по большому счету». Чувст­ вуя важность данного общественного типа, критик стремится дать ему социальное объяснение, не формально-декларативное (чем порою грешит Е. Цейтлин), а серьез-' ное, по существу дела. Мысль его проходит два этапа, анализируя два круга обстоя­ тельств, порожда.ющих данное явление. Первый крут — слепая родительская лю­ бовь, стремление людей, испытавших мно­ жество лишений, прикрыть своих детей, во всем опекать их, облегчать их жизнь, как родные и друзья, липатовского Игоря Сав­ вовича. «Ситуация настолько обычна,— комментирует роман Липатова критик,— что кажется, будто Липатов и вовсе не' прибегает к художественному вымыслу, а просто ^вставляет в роман какой-то кон­ кретный случай. Ведь не секрет, что устра­ ивание на тепленькие местечки, различного рода протекции, подстраховывания на вступительных экзаменах и т. п. стали уже если не нормой, то признаком хорошего тона». Постоянная опека порождает, с одной стороны, привычку к несамостоятельности, с другой — душевную пустоту. Но дело не только в семейном воспитании. «Отчего это вдруг,— опрашивает критик,— все знакомые Игоря Гольцова рьяно хлопочут о его судьбе? И любовница, и личный шо­ фер, и полковник Сиротин, и другие люди, о существовании которых Игорь даже не подозревает? Из любви к ближнему? Ско­ рее всего потому, что Гольцов — зять зампредседателя горисполкома. И еще по