Сибирские огни, 1985, № 1

ротечного боя, уставшие и довольные рас­ положились на отдых. Меня постоянно мучила мысль, что мы до сих пор не смогли встретиться с орга- низованнрй воинской частью, которая бы с боями выходила, из окружения, чтобы присоединиться к ней. Видимо, такие во­ инские части выходили из «Вяземского котла» другими путями, а может быть, по­ добных подразделений уже вообще не было в кольце. Перед самым трагическим днем в моей жизни мы ночевали в густом лесу. Неза­ метно перейдя дорогу, по которой беспре­ рывным потоком шли немецкие автомаши­ ны и другая военная техника на восток, мы углубились на несколько сот метров в лес, наломали еловых веток, сделали не­ большой шалаш и улеглись на ночлег. До этого времени стояли хорошие дни и не очень холодные ночи, а в этот вечер пошел дождь со снегом. Спать было мок­ ро и холодно, хотя мы легли, тесно при­ жавшись друг к другу. К нашей безмерной усталости прибавилась еще одна — страш­ ный голод. Уже три дня, как у нас кончи­ лись все наши продовольственные запасы, и трофейное мясо, и те, которыми снабди­ ла нас добрая крестьянка на последнем на­ шем ночлеге. Сил совсем не было. Лежа в мокром лесу, я все больше и больше приходил к убеждению, что вра- 'жеское кольцо вокруг Вязьмы сжалось до конца. После голодной и холодной ночевки в глухом осеннем лесу мы, наконец, встрети­ лись с довольно большой (примерно до батальона) хорошо организованной и дис­ циплинированной воинской частью. Как я потом узнал, это была не самостоятельная воинская часть, а временно сформирован­ ная в условиях окружения группа воору­ женных советских людей, которые хотели с боями перейти линию фронта. После об­ стоятельного разговора со мной и моими товарищами нас зачислили в эту воин­ скую часть. На всю жизнь мне запомнился тот день, когда я принял свой последний бой- на на­ шей советской земле. Измотанные, оборванные и голодные мы расположились на ночлег в одной неболь­ шой деревушке, окруженной со всех сторон ■ лесом. На утро нас обнаружили лемцы, которые прочесывали лес. Завязался бой. ;Немцы почувствовали, что им своими си­ лами не справиться с нашей группой, выз- I вали авиацию, которая 'буквально через ' несколько минут начала бомбить нашу ; группу. Старший офицер, стоявший во главе группы, принимает в данной' ситуа­ ции единственно правильное решение, что ^-олько внезапной контратакой можно выр­ ваться из нового окружения и скрыться в близлежащем лесу. Последнее, что мне запомнилось в этом бою, как я бежал в цепи атакующих това­ рищей и . стрелял, гіз автомата по немцам, а немного левее(и сзади разорвалась боль­ шая бомбй, и меня, оглушенного и конту­ женного, с силой швырнуло вперед. Проле­ тев несколько метров по воздуху, я упал в воронку от ранее разорваршейся авиа­ бомбы и надолго потерял сознание. 2. ПЛЕН Несмотря на тяжесть воспоминаний об этом периоде моей жизни, я не могу обой­ ти его молчанием. ...Сознание медленно возвращалось ко мне. Я почувствовал, что кто-то бил меня чем-то тупым. Разомкнув веки, я разгля­ дел невысокого немца, который пинал ме­ ня коваными сапогами под ребра. Рядом с ним стояли солдаты из нашей группы, они были уже без оружия. Как я узнал позднее, немцы заставили пленных красноармейцев убрать с поля боя убитых и раненых. По приказу коротышки- истязателя наши солдаты вытащили меня, полузасыпанного землей, из воронки и, поддерживая под руки, повели к деревне, видневшейся на опушке леса. Страшно бо­ лела голова, меня тошнило, качало, я весь был в крови, обильно текшей , из ушей, носа и рта. Всеми силами молодого организма я старался держаться на ногах, так как если бы я не смог передвигаться, меня просто бы пристрелили. Немецкий плен. Какие это страшные слова! Столько мне пришлось потом пере­ жить и испытать, что я не пожелал бы этого и своему недругу. На следующий день' нас построили в ко­ лонну й погнали в ' Дрогобужский лагерь для военнопленных. Нас было около сотни измученных голо­ дом и ранами, униженных пинками и ок­ риками конвоиров. Одни оцепенели от ужаса, других терзала тоскливая мысль о невозможности исправить ошибку свою или чужую, которая так горько и бесслав­ но определила дальнейшую судьбу. Страш­ нее же всего было сознание собственного бессилия. Кончался октябрь, но ни дня, ни числа я не знал, не мог вспомнить, да и не ста­ рался. Не все ли равно, какое сегодня чис­ ло. До дурноты болела голова, как будто ее изнутри расііиралр раскаленным возду­ хом. Когда боль немного утихала, я пы­ тался восстановить в памяти события то­ го дня, который так изменил мою судьбу. Все то, что произошло со мной так бы­ стро и неожиданно, теперь двигалось в воспоминаниях, как в замедленной кино­ ленте, словно Длились годы, за которыми осталась вся моя короткая довоенная , и военная жизнь. И что бы я ни вспоминал, меня, как туго натянутой пружиной, вновь и вновь отбрасывало к этой отсчетной черте, за которой начиналась жизнь чело­ века, идущего ПОД конвоем. И как бы мысль моя ни петляла, одно звучало гром­ че и чаще всего -ь- бежать. Бежать, пока линия фронта не так далеко, пока еще молодой организм способен на порыв, по­ ка конвойі^ые солдаты были из армейских частей, а не жандармы или эсэсовцы. По­ пытка к бегству есть тоже борьба, а в борьбе есть надежда остаться живым. Фельдфебель — начальник конвоя, то шел впереди, то останавливался, пропуская колонну, и всякий раз оказывался почему- то возле меня, видимо, заприметил по вы­ сокому росту. «Что ему от меня надо?!» — лезла в голову одна и та же мысль. Я старался не глядеть в его сторону, не встречаться с ним глазами. И тем не ме