Сибирские огни, 1985, № 1

скажу если осторожно, то и купить можно на базаре. Она, конечно, не растерялась, наград себе надоставала. В партию влезла. Оля слушала и даже не возмущалась, настолько дурными, невоз­ можными были подозрения Сысоевой. — Она, Олечка, всех нас перехитрила. Все с войны взяла, что мож­ но было взять. Это мы голодали-холодали, а она — на всем казенном, от сапог до пайка. И сейчас будь за нее спокойна, сидит, наверное, в кабинете, заведует каким-нибудь объектом. Сознание не всегда в ладу с настроением. Иногда такая досада, такая злость накатит по самому ничтожному поводу, а иногда наоборот: голова понимает — убить Сысоеву за ее слова мало, а подлинной злости и возмущения нет. , — Ты в войну такой не была, Сысоева. Не была такой подлой. — Ну и плюнь на мои слова,— тут же спохватилась Сысоева,— человек в расстройстве чего хочешь наговорить может. А ты вся поблед­ нела. Так к сердцу эту Люську берешь? На черта она тебе сдалась? У тебя от нее одни неприятности были. Помнишь, как она тебя подучила печку продать? . Говорила бы лучше о чем-нибудь другом, эта Сысоева. Угощала бы чем-нибудь, есть очень хочется. Сысоева словно ее услышала.- — У меня мясо с картошкой есть, разогреть только. И спирта гдот- нем. Чистый спирт, авиационный. ■ Оля ела картошку с мясом, и вдруг крупные слезы закапали в та­ релку. Умри, но не давай поцелуя без любви. Умри, но не бери подачки из рук врага. А она взяла. Надо только один раз оступиться, потом пойдет. И ни слез потом не будет, ни раскаяний. Но разве Сысоева враг? Дура бна. Была и есть. И сейчас, глядя на ее слезы, скажет что- нибудь дурацкое. — Олька, это ты от систематического недоедания. Не плачь. Я тебе еще положу. Это от спирта у тебя слезы, я разбавила, а все равно ударило. По центральной нервной системе. Удивляешься, что я такие слова знаю? Я, Олечка, все на свете знаю. Только мне обнаруживать это невыгодно. Пусть все думают: темная, глупая. А я тоже что-нибудь подумаю: посветлей да поумней вас всех буду. Вот я какая. ' — А где Фриц Карлович? — спросила Оля.— Хорошо бы его найти. — Не забыла его? Я тоже как-то вспомнила. Думаю, был бы адре­ сок, съездила бы к нему в Прибалтику. У нас тут одна ездила туда ле­ том. Вот где люди живут: море, в магазинах рыбка копченая, а на базаре — шерсть, уже готовая, нитками крашеными. — А Харитон твой с тобой не живет,— сказала Оля, и в ее голосе послышалось злорадство,— дом большой, хороший, а он с тобой не ж и ­ вет. — Он в общежитии живет,— ответила Сысоева,— ему из общежи­ тия на лекции близко и в библиотеку близко. А дом действительно большой. Хочешь, живи у меня. Ремонт сделаем и будем жить, как две сестрички. Я с тебя дорого не возьму. — Я комнату от райисролкома получу,— отказалась Оля,— а у те­ бя Харитон жених. Жену приведет, дети пойдут. — Ни-ко-гда. Оля и подумать не могла, что так обидит Сысоеву: та вспыхнула, ладонь к горлу приложила, глаза загорелись. Стала объяснять, как гвозди вколачивать. — Харитон — мужчина. Он с этого все в жизни должен взять. И ра­ боту, и зарплату, и жену с квартирой. Под потолком висела керосиновая лампа, на тот случай, ■если по­ гаснет электрический свет. На сиденьях стульев лежали старые овчинки. Весь дом был заполнен памятью о прежних хозяевах. Сысоева жалова­ лась, что невестка Грушко все увезла, но она многое и оставила. Ухват в углу на кухне, мебель, сковороду, в которой Сысоева поставила на стол картошку с мясом. Оля знала, что ни ухват, ни овчинки, ни лампа под потолком не могли принадлежать Сысоевой. Она покупала другие 8