Сибирские огни, 1984, № 12

что лежит, приводил себя в порядок и снова выходил в ограду и ждал на кухонном крылечке, пока его не окликнут завтракать. Там его приветствовал улыбкой Тютюбай. Ели в кухне трое: Герасим, его жена Ксюша — Аксинья тож — и Егорка,'а Тютюбай уносил свой завтрак и обед в каретник, а если приходилось есть на кухне, то за общий стол не садился. Егорка понимал: он не крещеный. Лицо у Ксюши за этот месяц еще гуще усеялось веснушками, но это ничего, улыбка ее была так же ласкова. Новый фартучек, который она сшила для Егорки, казался ему еще дороже, потому что она два раза приходила в подвал, чтобы при.ме - рить фартучек по росту и по поясу, хотя Герасим берег ее и часто повторял: — Не прыгай, ты же в тягостях! Герасим не скрывал тревоги за жену, но не скрывал и радости: Еще до троицы «оно» какое-то там. явится: «точь-в-точь — либо сын, либо дочь!» Раз в неделю, по субботам, Егорка из своей каморки слышал многоголосый шум и говор в доме, часто далеко за полночь. Это значило, что у хозяина собиралась, как говорил Герасим, «компания политических». Ели, пили, играли в карты, кричали на разных языках. Егорка многого не слышал, многого не понимал, но от Тютюбая узнавал, что эти политические — «джаксы», что значит «добрые». Кучер -развозит их по домам и говорит о них с почтением, которое Герасим объясняет по-своему: — Д а они ему на водку хорошо дают! Однажды. Егорка и сам узнал, что политические люди добрые. Один из них, старый и хромой пан Панкевич, обычно уезжал с Тютюбаем. Но случилось так, что Тютюбая не. было, он на полукровках увез куда-то старую барыню. И Егорка с успехом на охотничьих дрожках отвез хромого барина. — А ну, добре, хлопчик! — скдзал пан Панкевич, когда сошел с экипажа, и про­ тянул Егорке нечто блестящее. Это была серебряная монета— двадцать копеек. И это было как раз накануне получки им жалованья, когда его письмо родителя.м было уже написано, а на конверт и на марки денег не было. И вот — двадцать копеек серебром! Егорка понимал, что есди бы пан Панкевич и ничего -не дал — он его пло­ хим бы не считал, но чтобы дать двадцать «ни за что» — надо быть хорошим. В работе Егорка старался. Теперь он умел уже закупоривать бутылки пробками, закреплять их, наклеивать этикетки, укладывать бутылки в ящики. Просто и неожиданно, за три дня до срока, получил Егорка первое жалованье. Герасим Иваныч принес деньги, оказывается, к обеду, да забыл в кармане и передал их только за ужином. Егорка взял сложенную вчетверо зелененькую, но 1 венькую трех­ рублевку и не реш'ился развернуть и рассмотреть ее как следует. Стеснялся при других. Только у себя в каморке, в темноте, где ему не позволяли зажигать ни лампы, ни свечки, развернул, погладил рукой — хрустит, гладенькая, пахнет обновой. Только на другой день утром, на заднем крыльце, рассмотрел, и ни за что не назвал бы это бумажкой. В ней было что-то красивое: орлы и радуга, а цифра «три» была полна какой-то тайны. Разделил это на вещи. На базаре видел новую рубашку, с узором по воротни­ ку — двадцать пять копеек. Штаны новые висели — хорошие —-шестьдесят копеек. От рубля остается еще пятнадцать копеек. Пояс лакированный можно купить. Как раз рубль выходит, вот какой о н— «рубль серебром». Останется еще двести копеек — родителям к Оасхе. И вдруг испугался. Сапоги-то он чужие донашивает. Нельзя!.. Стараться надо, работать хорошо. А эти все отцу и матери! Нельзя себе! Нельзя! Днем Егорка заметался. Три рубля еще одну ночь проспали у него под подушкой, а днем он их оставил в своей каморке, спрятал так хитро, что вечером сам забыл, где положил, потому что несколько раз менял места. Надо скорее их послать отцу. Письмо написал в подвале, украдкой, своим карандашом и на своей бумаге на листке из старой тетрадки. Но не было конверта. Герасим Иваныч за обедом спросил: — Ну, как, обновы к пасхе будем покупать? Егорка не сразу понял. — Аль деньги в банк положишь? Егорка понял и ответил деловито: — Отцу я должен послать. Должен? — удивился Герасим,— Все три рубля? — Ну а как же? Там нужды больше. Только вот конверта н е т у ,-И Егорка достал из кармана штанов помятое письмо. 7 Сибирские огни МЪ 12