Сибирские огни, 1984, № 12

в чуэ^их сапогах Казалось бы, Егоркин мир должен бы разрастаться. Он и вырастал в его видениях,^ но по мере расширения видений, мир его как-то сжимался, оттачивался острым кон­ цом, который все чувствительнее проникал ко всему его сушеству испугом. Ни он сам, ни дядя, ни тетка Акулина не могли найти для него никакой «должности», никакой даж е самой тяжелой работы. Уже третья неделя на исходе с тех пор, как в бурю и буран с песком он пришел в подвальное -жилише своего крестного и дяди, Василия Лукича. Долго рассказывать все подробности о похождениях Егорки по го- рюду с того дня, когда дядя возил его на своей лошади на завод Плешеева, шесть верст от города. Это был будничный рабочий день, но он казался для Егорки праздник ком; была уверенность, что на спичечную фабрику Плешеева, только что открытую, набирают мальчиков и девочек-подростков. Работа легкая, стоять у какой-то машины и заклеивать коробочки со сничками. Шесть рублей в месяц на своих харчах, но помещенье будет при особой школе, которая открывается для бедных детей рабочих. Тут особенно Егоркино сердчипгко прыгало от волнения: работать и учиться и шесть рублей — значит — шестьсот копеек в месяц!.. Трудно было поверить, что это может случиться, и потому, когда этого не случилось, это не было таким отчаянием для Егорки, каким был ежедневный, почти ежечасный страх перед будущим. Чем ближе к весне, тем вероятнее наказание — возвращение домой. Это будет тем более тяжким наказанием, что, помимо издевательства старшего брата Николая и прочих задир, он должен будет вернуться домой в истрепанных, , исхоженных по городу сапогах, а саиоги-то ведь чужие... Итак, напрасно^он с дядей с утра до полудня дожидался на спичечной фабрике управляющего, доктора Еизлера,* в золотых очках — видный такой, чернобородый доктор. Впервые в жизни Егорка видел доктора, в черном пальто с меховым ворот­ ником и в черной же меховой, с козьфьком, шапке. Доктор медленно поднялся на второй этаж фабричного здания и долго не выходил к ожидавшей его толпе ж аж дав­ ших работы. Подростков было мало, но меньше Егорки ни одного не было. Шел дождь со снегом, и рабочие стояли под карнизами, так что Егорка, приподнявшись на цыпочки, мог заглянуть внутрь здания, где шумели машины, и он видел возле одной из них двух мальчиков босиком... Значит, там тепло и можно работать босиком, а сапоги беречь для ходьбы вне фабрики. Это делало мечту получить работу именно на этой фабрике особенно приятной. Но когда вышел доктор Гизлер и что-то не­ громко сказал первому ряду прихлынувших к н?му рабочий, наступила тишина. Не сразу после отхода доктора к своему экипажу поняли, что работы ни для взрослых, ни тем более для подростков нет. Д ядя Василий был особенно опечален и, не сказав Егорке ни слова, обнял его за плечи и повел к своей телеге. Сжалось у Егорки сердце, когда он по дороге еще раз внимателыю осмотрел свои сапоги; на правом носке была дырка. Это он проткнул гвоздем на тротуаре, на Большой Владимирской улице, где все горожане ходят по узким дощатым тротуарам... Слово-то какое городское: тро-ту-а-ры1! С тех пор Егорка по доскам тротуаров старался не ходить, не только потому, что боялся опять на­ ткнуться на высунувшийся гвоздь, но и потому, что ему, дерьевенщине, было неловко мешать горожанам, особенно когда шли двое в ряд, нарядные и особенные горожане. Надо было все равно сходить с досок и идти по земле. Так он и ходил после поездки на фабрику еще целую неделю. Это была суббота второй недели великого поста. Был полдень, когда он опять на Большой Владимирской улице над входом в один из домов увидел большого, темного двуглавсио орла. Этот орел потом запомнился ему на всю жизнь, как поворотный пункт во всей его судьбе. Орел был из какого-то металла и очень широко распростер свои крылья, а в самой средин е, у груди, краснел образок — Егорий Храбрый мчался на белом коне и поражал красного змея, раскрыв­ шего пасть навстречу копью. Было страшно на него смотреть, но и увлекательно. Ловко Егорий угодил дракону прямо в пасть копьем. Вот потому и Храбрый. Дома у них на божнице есть Егорий, но икона давно почернела, и змей там маленький, того легче поразить, а здесь все такое большое, главное же, орел такой огромный и черный, висит над самым крыльцом, а под орлом отчетливо, золотыьЬь буквами, крупно значится только одно слово: АПТЕКА, а потом маленькими буквами и сереб­ ром: Александра Гавриловича Ансеева. Зайти? Спросить? Нет, страшновато! Обошел дом, полутораэтажный и серый.