Сибирские огни, 1984, № 12

красотою веяло от них. И он повернул вправо, зная, что это и будет теперь направ­ ление на постоялый двор Пальшиной. Не перешел он еще широкой площади, как через нее, мимо собора, вслед за Егоркой, послышался звон и гром. Остановился он в изумлении. Невиданное зрелище: красные громадные телеги, запряженные тройками и парами лошадей, похожих на львов. Жирные, гладкие, большие, с развевавшимися гривами, лошади мчались прямо на него, а на телегах все блестело начищенной желтой медью, и лошадьми правили ездовые в медных шишаках, как римские воины, которых видел Егорка на картине, при распятии Христа. И на первой телеге, позади ездовых и у чудовищной машины с какими-то черными жгутами, как большие змеи, стоял во весь рост высокий офицер, тоже в медном шишаке, только с удлиненными козырьками спереди и сзади, и как победитель поднял правую руку и что-то кричал ездовым. Не успел сосчитать всех экипажей, как услышал с третьего хриплый крик, обращенный прямо к нему, Егорке, и крик этот был: — Егорка-а! Совсем ошеломленный смотрел Егорка вслед промчавшемуся чудо-экипажу, и ве­ рил и не верил: это же его родной дядя, и даж е крестный, Василий Лукич. Говорил ж е ему отец, что брат его, Василий Лукич, служит в пожарной команде. Это он! Точно во сне и как бы вихрем, заметавшим хвост промчавшегося поезда, Егорка так и побежал следом. И увидел, как поезд завернул в ближайшую улицу и промелькнул красным громом в боковом переулке. Уж нетрудно было проследить этот гром и , разыскать пожарную команду и дядю-крестного, Василия ЛуКича. Чудо , это было, ■и чудо недалекое. Пожарная команда была в центре города. А это была проездка, проминка застоявшихся без дела лошадей под командой самого чудо-«брандмейстера». Слово, которое с того дня на всю Егоркину жизнь прозвучало значительнее,, чем слово «полицмейстер» или «егермейстер». Уж очень был красив, и высок, и величествен начальник пожарной команды. А главное, нО надо было идти на постоялый двор. Вся Егоркина судьба менялась. Как, и к лучшему ли — он еще не знал, но только бы не возвращаться опозоренным в родное, занесенное снегами рудокопское село В далеких предгорьях Алтая. Вытер Егорка слезы на посиневшем лице, высморкал нос обеими руками, меняя их поочередно, перед тем как войти в обширный двор пожарной команды. Нельзя же плаксой встречать дядю — такого молодого, в медном шишаке. Тревожила эта встре­ ча, даж е пугала, но все же это была какая-то вторая ступень жизни, и сердце Егорки замирало от неизвестности. У чу-у^их порогов Снежная вьюга с той ж е силой хлестала в лицо Егорки и врывалась в рот и в нос так, что он захлебывался и чувствовал на зубах песок, взвихренный бурей над ули­ цами города. Теперь Егорка шел вместе со своим дядею и крестным, Василием Лукичом, через ту ж е площадь, куда-то в незнакомый закоулок; неподалеку от пожар­ ной команды. Лукич, брил бороду, но усы берег и холил со времени солдатчины. Теперь они свисали вниз сосульками от набившегося снега с песком, и от этого дядя казался старше своего возраста. Но то, что часть Егоркиного багажа Лукич нес правою рукой, а левою держал Егорку за плечо, согревало Егорку лаской и смягчало его страх перед встречей с теткой Акулиной. Тетка Акулина была женщиной сухо­ парой, чернявой, молчаливой и всегда всеми недовольной. Так он знал ее по отзывам отца и м атери— сам Егорка видел тетку давно и случайно. Но так как он теперь должен дяде и тетке сесть на шею, страх его не могла устранить даж е ласка дяди. Так оно и было. Комната была подвальная, сырая и полутемная, а у Василия и Аку- лины был мальчик, Яша, лет семи, Хорошенький, как девочка, и избалованный, как барчук: родители в нем души не чаяли и баловали, как могли. Когда Лукич, войдя в жилище, сказал виноватым голосом, что вот привел, мол, крестника погостить у них, Акулина, не ответивши на поклон Егорки, разбежавше­ гося к ней с протянутой рукой — так его учила мать здороваться в городе,— с не­ скрываемой злобой крикнула на мужа: -ь- Д а куда тут с ним? У меня вон своего-то негде положить.» Но Лукич тоже повысил голос: