Сибирские огни, 1984, № 12

вечно длится целая неделя, когда отец ушел в шахту в воскресенье к ночи, а в субботу ночью обещал принести сдобный калач от белого зайчика, а заяц калачик сам съел и обещал прислать в другую субботу... Кто поймет эту тоску и ожидание долгими часами, когда светлый день где-то за замерзшими окошками идет, идет, идет? И наконец прохо­ дит мимо и опять уносит не только белый заячий калач, но и черствую корку... Зачем даны глаза ребенку, у которого никогда в детстве не было ни шапки, ни са­ пог, ни синих бархатных штанцов?,.Для того ли даны ему глаза, чтобы всю жизнь с завистливо'й улыбкой молча любоваться, как другие дети, как цветики полевые, украша­ ют улицу села на празднике?.. Для того ли? Нет, не для того, никак не для зависти даж е к детям Кириллы Касьянова, что жи­ вут напротив, через улицу. Дом у них — полная чаша, все одеты и обуты и не знают, что такое быть голодным и дрожать в нетопленой избе. Никогда в после никому Егорка не завидовал. Не было этого в обиходе бедноты, быть может, потому, что нй селе были люди даже беднее Митрия. У соседки, вдовы Анны Маркеловны, трое сирот, мал-мала меньше и ходят с холщовою сумой через плечо, побираются Христовым именем. Елена яиког.^а не отпускает вх без ломоточка хлеба (а от других, даж е богатеньких домов, нищие уходят после оклика: «Поди-подите: бог подает!..») Да и мал был Егорка, чтобы кому-то позавидовать. Привык к тому, что было, и на ум не приходило, что могло быть лучше. Вот и четвертый год миновал, и опять прошло жаркое, и дождливое, и долгое лето, и опять ненастное, низкое небо осени засыпает де­ ревню желтым листопадом; а у Егорки — «цыпки» на ногах: набегал их по дождливым лу;;:ам да по суховейной улице. В потрескавшиеся босые ноги въелась пыль, и вся кожа превратилась в сплошную черную коросту. Не дают спать по ночам, плачет он, другим спать не'дает. Намажут ему коросты подгорелым салом, утешают; —- Не плачь, до свадьбы заживут. И к первым снегам зажили. Зимой сидит он на большой печи, зароет ноги в под­ сыхающую там для мельницы пшеницу. Молчит и ждет, когда дадут поесть. Отец всег­ да где-то работает, мать вечно занята, одна на всех. Пождет-пождег и заноет-заренет. Голоден. И поиграть нечем. Первые игрушки — «бакулочки», ровненькие отрезки дере­ ва, подобранные на постройке нового амбара у Касьяновых, принес ему старший брат Микола. Хорошие, пахнут обновами, так бы и нюхал их вое время, но сыт ими не бу­ дешь. Складывает он их так в эдак, сопит всегда мокрым носом, что-то говорит с сямдч С06.0Ю. Как в где он научился говорить, яикто не спрашивал, не удивлялся. Говорил и даж е не картавил, все слова по Слуху повторял за старшими, точь-в-точь. Но Егоркино детство богато было не только нищетою, а в тем многообразием оростонародия, которое не может уместиться в книгу и картину — такое это необъятное, непревзойденное искусство: жить деревней, целой волостью, уездом, всей губернией! Всей массою народной! Д аж е тот маленький нирок, всего лишь в несколько домов, ок­ ружавших избу Митрия, перед прохожими и странными людьми не раскроется. А если бы раскрыть все до конца да нарисовать картины, можно ими целый городской музей заполнить. Да кому это нужно и какая в этом д л я народа польза? На смех людей вы­ ставлять! А в Николаевском руднике сто сорок дворов. Каждый человек с глазами, все видящими зорко и открыто или с прищуркою и молчаливой хитрецой, а слова у всех скупые, осторожные. Тут каждый по-своему умен, а если и дурак, так пойди да посмот­ ри на Анимпадиста — есть у них такой, но другого такого дурака во всем свете не сыщешь. Отец берет Кгорку на пашню Малолетство Егорки протекало перед концом двадцатого века. Разберемся в об­ становке в вглядимся в два корня, ветки от которых, случайно ли или по предназначе­ нию, соединились и дали плод сам по себе незначительный, но все ж1 плод жизни,— Егоркину жизнь. Еще современник Петра Великого, Акинфий' Демидов, разведал, что алтайский хребет, отгораживающий сибирские равнины от монгольских, богат, а мы сами знаем про красоты диких высот Алтая и его бесчисленных, почти что сказочных, молочных рек с кисельными берегами. Не столько богатство привлекало на Алтай насельников из центральной России, сколько эти молочные, всегда пенящиеся из быстроты реки и пу­ стынные их долины, где могли найти убежище и беглые от наказания грешники, и взыс- 74