Сибирские огни, 1984, № 12

—- Раньше девушки казались такими поэтичным^— сказал он. — Да?— Катя улыбнулась (для того и сказал). — Пели... Делали такие лица...— он приподнял бровь, показывая, какими были раньше девушки. И она засмеялась наконец. Вполную. Согнулась пополам и смеялась, как тогда, как когда-то, как в бы­ лые их времена. До всего. «Катька,— подумал он,— ах ты Катька! Ах, ты Катька моя.» Запи­ сать бы ее смех на магнитофон да слушать когда. Слушать... Тут-то как раз и начнешь подыхать по-настояшему. Нет, нет уж, лучше уж как есть, помнить и забывать. Забывать, а потом вот так: слушать. Ведь кто же знает, как оно лучше-то. Он обернулся на дорогу, по которой они прошли. Солнце спуска­ лось за гору, туман плавился в розовом закатном огне. Что ж, думал, кончилось, кончилось, выходит, все, что никак не кончалось до сих пор. Теперь закат окончательно станет инфракрасным (или каким там?) излучением, а ручьи потекут вниз, потому что они жидкие. Десять лет крошечкой крошилась, замучивалась его надежда, и вот, кажется, те­ перь все. Все! Мир станет плоским и понятным до последнего шурупа, и связь вещей распалась наконец! — Ты...— сказала, будто запнувшись. Катя. — Хорошо, что ты приехал. Они стояли у ее подъезда, и она так сказала. И тут он ее обнял, потому что не мог удержаться, опять не смог. Потому что он был слабак. Мрак, мрак, холод, и вот... гавань твоя, воз­ вращение твое. Пусть хоть придуманное. Покореженный в бурях ко­ рабль, сломанная мачта и три мертвеца на борту. Держись, капитан! Она, Катя, не шевелилась. Неужели все, думал он, неужели ж все? Чувствовал подавшееся ее тепло, дыхание. Нет, нет, он не целовал ее (хоть это-то смог), он держал ее в руках, держал и держал, наби­ раясь сил перед последним своим заплывом. Последним, потому что завтра он все-таки уедет, потому что он не верит больше себе. Ее шарф трогал его щеку, а он не верил, не хотел верить, что доплыл. , И Катя ушла. Он вернулся назад, на дорогу, и пошел по ней теперь один. Тумана не было, дорога в мокром асфальте блестела под фонарями черной резиновой змеей. Он ходил по ней туда-сюда, стараясь не засту­ пать круг последнего фонаря... — Чего ты?— спросил Аким. Приподнялся на цыпочки и, не отвечая на вопрос, заглянул за бе­ лое Акимово плечо: есть кто или нет. Никого там не было. Катя пришла сюда на другой день. Она вообще не пришла бы, не напейся он в тот вечер и успей увидеть ее. Но он не успел. И все, что могло случиться с ними, случилось. — Ничего, так...— сказал он Акиму и побежал из каменной его ямы. Аким тоже ничего больше не спросил. Бутылка х водкой взбулькивала во внутреннем кармане пиджака, давясь, он допил ее в троллейбусе, из горлышка, а потом, в троллейбус­ ном парке, его разбудил водитель — попросил освободить салон. Он осво­ бодил. Освободил и шел, запинаясь об сиреневые в фонарном свете урны, шел на огни телевышки, синим плывшие в глазах. Там, за ней, за телевышкой, должен был быть вокзал. «Скрипка стонет под горой... В сонном парке вечер длинный — вечер длинный, Лик Невинный, Образ девушки со мной...» На вокзале он еще послонялся по переходному мо­ сту, понюхал копоть. Под мостом уезжали поезда. Можно было спрыг­ нуть в открытый вагон и уехать куда-нибудь. , В залах ожидания, открыв усталые рты, спали транзитные пасса­ жиры, а в мужском туалете мужик с мягкой синью вместо лйца выслу­ шал от него все.