Сибирские огни, 1984, № 12

но-независимый тон, взятый им с тещей, и жена, ужимочки ее, лукавый этот огонек в глазах (знаем, мол, знаем, все мы всё друг про дружку знаем), а главное, свои, свои эти вспомнились вежливо-достойные улыбочки и как он, растроганный, однажды сказал редактору: «Спаси­ бо!», когда у товарища его забрали книгу, престижную книгу, и переда­ ли рисовать ему. Как он тогда поклонился за это, господи, поклонился! Почему, ответь, почему я стал таким? Катя! Десять, девять лет назад, когда прибежал на автобусную останов­ ку, с которой ты уехала от меня, сбежала, после той твоей записочки... что же? Плохим я тогда был? Виноватым? Или впрок меня судьба на­ казывала, взапас? Знала, что буду сволочью? Так? Так? Да. да. Слаба­ ков наказывают впрок. Их наказывают впрок, и они становятся слаба­ ками. Это верно, верно. Это справедливо. Это ведь кто ударил тебя вот только что ниже пояса? Я, слабак. Не смог не ударить. Стало быть, верно все, правильно, и так оно и есть. Каждый сам себе наказание. Остановился. Катя прошла вперед й тоже останбвилась. Она была все та же Катя. Она была лучше. Точная, гибкая, живая. Она вся теперь высвечивала насквозь, как восковая фигура с лампоч­ кой внутри. И сейчас, здесь, на этой чужой дороге, он снова смог бы, как тогда, умереть за нее, если это понадобится... Правда, теперь это стало легче сделать, потому и стоило дешевле. Ничего, завтра он уедет отсюда, из Волчьей Бурлы, и все с этой историей будет покончено. На­ всегда теперь. Она по-прежнему любит Акима, а он, он, бедный Горкин- Пьеро, оказывается, до сих пор не «простил» еще ее, легкомысленную свою Коломбину. — Смотри... смотри, какая дорога!— обернулась она радостная. Ему радостная, как давно, как в девятом когда-то классе («Ах, бедная... Бедная моя девочка!»). И как это страшно, господи, что завтра он уедет отсюда навсегда, и... и бывает разве так? Неужели все, и опять поги­ бель ему. Окончательная уж теперь. «Дорога как дорога,— хотелось саркастически сказать, легко эдак.— Мокрая дорога, ведущая в рай! Ха-ха». И пнуть камешек. Чтобы камешек допрыгал до тумана и исчез. Чтобы исчез, как завтра сделает это господин Пьеро. -— Дорога как доро...— начал он и замолчал. Не осекся, а просто замолчал. Расхотелось говорить саркастически. Катя на него смотрела. Вглядывалась. — Интересный у вас мост!— попытался он заулыбаться.— На вось­ мерку похож. Катя (видел по глазам) понимала, что это разговор уводится в сто­ рону, и она ответила на вымученную его улыбку, и разговор «в стороне» состоялся. Она, стало быть, догадывалась, что он решил уехать от нее, и, похоже, она не хотела ему мешать. Едешь, ну и едь. — А знаешь, что такое восьмерка,— продолжал он про мост —• восьмерка, если ее положить набок, это знак бесконечности. Вечность — другими словами. — Понимаю,— кивнула, не глядя ему в лицо, Катя.— А Козлов говорит, он у нас вот на что похож, мост этот!— и она положила согну­ тый указательный палец на большой. Теперь, если подвести под эти два три остальных, получится известная и тоже символическая фигура. Фига. Но он не засмеялся. Он вспомнил, какие у нее пальцы. Он их вспомнил и понял, что никогда больше он уже не сможет никого полю­ бить. Такие пальцы были на свете одни, и больше никогда и ни у кого их не будет.. — Это кто, Козлов?— спросил. — Работает со мной. — А-а. На входе в город им встретились три девушки в штукатурных испачканных штанах. «Где сибирские камни омывает вода...»—пели они на три голоса, и хорошо пели, в лад.