Сибирские огни, 1984, № 12

как тут у вас Сашка поживает? Ох, Сашка, закачает она головой, о уж этот мне Сашка! И зевнет. «Сашка опять...# и разговорится, разбол тается, и про работу свою, и про кто что сказал («А я прям так е и ответила...»), развеселится даже, расхохочется мелким по крыш дождичком. И он подождет немного и примется ее целовать — молча молчи, помолчи-ка, да замолчишь ты или нет, наконец? А там; или ИЛИ; Как у нее настроение. Ладно думал, хватит об этом. Что будет, т будет. Все равно. За окном ночь. Фонари мажутся по стеклу светлыми длинным! кляксами. Катит троллейбус, покачивает своих пассажиров. Вон женщина георгины везет. Мест свободных полно, а она не са дится, стоит с букетом своим, задумалась. О чем, спроси, думаешь-то, сама не найдется ответить. А красивая! Красивая, хоть и не молода? уже. И не злая, спокойная красота, без раздражения, без тревоги, тн хая. И георгины под стать — розовые, тяжелые, будто все еще влажные И ковыльная тонкая травка вокруг. С дачи, наверное, едет, припоздни лась. Муж откроет, у-у, скажет, припозднилась-то как! А она ему в но букет — виДал? А пьяный спит. Тоже домой, видать, добирается. Привалил к окош. ку голову и спит себе. Спи, спи, пьяный, не просыпайся пока. Может, сон тебе вещий приснится! И все-таки... что там за Катя еще за такая? Неужто вправду он за был? Или нарочно? Очень хотелось забыть, очень уж гнусно на себя было — и забыл. в день, когда голодал я. Ко мне, виляя хвостом, Голодная подошла собака И морду ко мне подняла. «..,И глаза— глаза, омытые будто дождем изнутри, чистые, ясные...» Нет, не помнил он. Забыл... Забыл. А Женька (усмехнулся) — странный все ж таки парень! Через д е сять лет откуда-то оттуда, из конченного вроде, из окончательного, при ходит, здрассте, тот же самый Женька, приходит и говорит: ты,— 1 ^ово рит,— подлец! А ты подлец... Молодец, малыш! Браво. Так нам, подле цам, и надо. А какой был мальчинька-то. Сыночек маменькин. Д аж е не маменькин, мамусенькин. Пухленький, кучерявенький, ка«хрл»тавил, букву «р» не выговаривал. Пузырьки от духов собирал. Женечка, Же- нюрочка. «Хрл, хрл,— полоскали горло, дразнили пацаны,—-эй, пахрла- шют!» А он обижался, маленький. «Ну что, ну что,— плакал,— хрлаз у меня такой похрлок!» Порок, вишь, у него. Теперь ничего, чисто разговаривает. Победил свои пороки. — Э-эй, дай нюхнуть! Ага, это пьяный проснулся. Выспался, дружок. — Слышь, ну дай нюхнуть!— морщеное личико прозрело и тяну­ лось к цветам. Человек желал понюхать цветы. , Женщина с георгинами заулыбалась. — От тебя и так хорошо пахнет,— молвила она. Как-то даж е ла­ сково, будто рукой погладила. — Дай! Ну, дай!— оживляясь на такое отношение, загнусавил тот и, желая, видно, повеселить ее, распустил мокрые губы. В игру такую играл: «Сильно пьяный человек». Женщина рассмеялась. Смех низкий, приятный, с хрипотцой. Геор­ гины качали розовыми головами и тоже будто посмеивались. — А ведь трава у тебя для мертвых!— брякнул вдруг пьяный. Женщина, не досмеявшись еще, повернулась и поглядела на него с вопросом. Шутка, что ли? А мужик, будто дело сделал, прислонил опять голову к окошку и успокоился, закрыл глаза. 30