Сибирские огни, 1984, № 12

почуяв, тьфу, тьфу, не сглазить, сон в руку, сон в руку, и разве может на свете такое быть! По лестнице («Зрассте, здрассте!..»), мимо прием­ ного покоя, где заулыбалась толстючая Клавдия Васильевна, и в там­ буре меж дверями споткнулась, ударилась плечом об косяк, и сердце не выдержало, грохнуло с крылечка: бах! и покатилось по срупенькам осколочками. Отменили, отменили ему, сердцу, смертный приговор! Стоял у ворот, в курточке, тот же самый на затылке вихор, и смот­ рел на нее.). Женя. А к и м Дверь гостиницы, за которой исчез Женя, была в резных завитуш­ ках, вся в потрескавшемся темном лаке, а ручка рифленая с длинной, по­ худевшей от тысяч рук талией... Расчет был довести Женю до номера (мало ли?), но ресторан уже закрыт, и тех, кто тут в гостинице не жи­ вет, за порог не пускали, за резную эту дверь. Швейцар, отстранившись, дал Жене дорогу, а ему преградил, для верности толкнул даж е в грудь,— неча, неча, мол, ходют тут всякие. Захлопнул перед самым носом. Хоть й брал, скотина, водку два часа назад, хоть и тот же самый швейцар. Стой вот теперь гляди на эти завитушки, на давоенное сие ро­ коко. А губы как в детстве тянутся еще в улыбку («Ну пропустите, дя ­ денька, ну пожалыста!..»), а водка, остаточки, догорает еще в крови да со дна откуда-то поднимается уже муть, которой и не надо бы, ох, не надо бы сейчас подниматься. Развернись и уходи побыстрее. Дома, как он услыхал про эту Катю, сам Ы себя спрятался — потом, потом, не сейчас же о том думать, перепугался. Спать, решил, пойдет сегодня к Карине, и не думать и не вспоминать ни о чем. Так себе решил в голо­ ве. Проводит Женю, погуляет чуток и к ней двинется, к Кариночке. Испугался, стало быть, всполошился не на шутку, лысый хрен. И было отчего. Когда Женя рассказывал, в руке его вдруг вспыхнул синий шар — большой, размером с волейбольный мяч — и трахнул, ударил в лицо, в самые куда-то глаза. Как будто электрический разряд или молния шаровая... Кто знает, может, и шаровая. На секунду даж е соз­ нание пропало: и тишина, и темень в глазах с зелеными поплывшими пятнами, и стук еще какой-то вдалеке, деревом словно по дереву. А пос­ ле оказалось, орять они за тем же на кухне столом, и Женя эре еще рассказывает и кивает сам себе головою, как старушка. А возможно, что и померещилось. Все возможно. Да только вот Женя теперь ушел, и швейцар ушел, и стой теперь тут перед чужой дверью дураком, и гнусно. Что ж, пошел к остановке. Если бодрым шагом, до Карины здесь минут тридцать пять, но не хотелось, однако, пешком, лучше троллейбусом. И глаза, и голоса все-таки, и кто-то, мож^т, спросит про время. Сколько, спросит, сейчас времени, и скажет после «ага» и кив­ нет. Предночная уютная жизнь городского транспорта. Приготовился было ждать, но почти тут же выкатил из тьмы знакомый улыбающийся троллейбус под номером 5 и подставил дырявой дверью бок: садись, Аким Алексеевич, чего уж. Сел. Свободных мест было много, время-то позднее, имелась даже возможность занять место у окна на предпослед­ нем сиденье, на любимом. Уселся, отер рукавом испарину со стекла, комфорт так комфорт. А ведь Карина ему вовсе не обрадуется! Не:3. Иди, скажет, уходи отсюдова. Или хуже, «а-а», . скажет, «это ты-ы...» Явился не запылился. С легоньким как бы презрением, устало даже. Но он все равно не уйдет, стерпит. А ей не хватит злости его не впу­ стить, не хватит, не хватит, поди. И сядут они в ванной, рядышком, так просто, незаметненько, не он, вроде, бы, и не она. Покурим? Поку­ рим! Отчего ж не покурить. И покурят, покурят. Ну, как, спросит он, ( 29