Сибирские огни, 1984, № 12

А Женя уехал. И это тоже, конечно, помогло. / Потому что когда другому ху^ке — легче со своим. Все... Кончилась музыка. Иголка ходить по пустой канавке, вспыши- ваеТ в стереоколонках: пыш, пыш, пыш-ш. Теперь встать, включить свет, сунуть теплую пластинку в скользкий мешочек, и в коридор — пойдем- ка, Катенька, гулять! В коридоре тесно, едва повернешься, но и это хо­ рошо: дупло, стены близко, панцирь ее, берлога. И по лестнице вниз, хлопая ладонью по тоненькому перильцу! Сей, сей семена с утра^ и руке до вечера не давай отдохнуть, ибо не знаешь... И не думать, не думать. Хватит! Ибо не знаешь. Ах, прогулки по Волчьей Бурле! По улицам — медленно, медленным шагом, втягивая носом запахи земли... «Здрассте, Катерина Иван-на!» «Здрассте!» Чего тебе еще? Свой человек в своем городе. Матерый Волк Бурлак. Волчица Бурлачица. Сме-е-шно! Самой же и смешно. А то и в лес. Зимой по снегу, по тропинке, летом в горы, по дороге, а осенью, в сентябре, по тротуарам, по желтым высыхающим ли­ сточкам. И не жалеть. Не жалеть. Накануне снилось; девятый'класс. Город, и Женя купил им, себе и ей, щенков, семимесячных двух курцхааров. Обручиться! Обручить­ ся — ведь они поклялись. Гибкие, странные, несутся курцхаары по незастроенному полю за маминым домом, круг, еще круг, еще, а в середине, замерев, стоят они, жених и невеста. Женя и Катя, обручаемые навек. Прыг-прыг-прыг, д у ­ гою поджарые тела, стег-стег-стег, коричнево- серое кружево, и хлопают мягкие уши, тянутся острые лапы — в честь, в честь, в честь жениха и невесты! И впереди Катин, а позади Женин, и Женин кладет на спину брату легкую морду, чистую свою морду... Ах, Женька-Женька-Женька! И темь, и тишь, и слезы по ушам. Вернулся тогда с моря и простил ее. Она себя не простила, а он простил. * И все эти годы, все... знала: сними трубку, скажи только — приез­ жай, слышишь, Женька, приезжай! Приедет. Сразу. Не мешкая. Пеш­ ком, вплавь, один на всем свете... Женичка. Но нет, не позвонит она, а он не приедет. Слишком много всего. И стен, и рвов, и прочего. На работу вышла рано. Заводя. Брела потихонечку, внюхивалась. Вот, думала, листья умирают а свежо, как будто начало. И у больничных ворот дядя Ваня, возчик, хлопнул ей в знак приветствия вожжами, и улыбнулся, тоже будто что- то сегодня обещая. Сцина у лошади блестела влагой, как росой. Операций плановых не было. Поутру сходила с Козловым на обход, а потом по очереди в перевя­ зочную. Вначале чистые перевязки ее, потом Козлова, затем гнойные снова ее, снова Козлова. Йод, мазь Вишневского, человечина... Хорошее это дело — перевя­ зочная! И на гнойных заглянула Лена; —- Катерина Ивановна, вас вниз просют. Кто бы, кто бы, думала, родственники чьи-то? А сама уже неслась,