Сибирские огни, 1984, № 12

Он сошел со сцены по трем ступенькам. Раз; два, три. В почтитель ной, почти испуганной тишине. И шел, шел по проходу. И сел рядо( с ней. Она, бедная, и не знала — что? А на другой день девчонки из группы налетели: ну, парень, вот та парень! А кто он, Катька, кто? ОН, подумала, она, это ОН. И все. В Волчью Бурлу она попал'а по распределению. Куда послали, туд и поехала. Но предполагалось, не явно, а так, в подспуде: начнет здесь потом ординатура, аспирантура и лет через десять: фыр-р!— взлетит Мадам Юдина *, нумен-суперсайентист, резекция желудка тридцать дв минуты. Ну, тридцать три. Мраморный зал, зеркала, и она в длинно\ лиловом до полу платье, потрясенные сухощавые академики целуют е руку в перчатке до локтя. Было, Было и другое. Хотелось, например и просто нужное дело делать. Но и это было. Ходила в морг, редко правда, все ж таки район, оперировала трупы. И запах, и на лищ смотреть... но крепилась, мучила себя. .Вязала на спинке стула узелочщ простым, морским, хирургическим. Тряпочки сшивала в верхнем ящик стола. Вслепую чтоб. Тяжело в учении, и прочее. И в книжном магазиш ее знали: «Вот, Екатерина Ивановна, не хотите ли?». Хотела, все хоте, ла. Выписала три хирургических журнала: Москва, Ленинград, Киев.. А как же?! Готовилась. Выращивала себя, поливала. Если, мол, с лич ной жизнью так, это еще не значит!.. «Скажите, Екатерина Ивановна, а что помогло Вам стать Такой Знаменитой?»—«Что? Ах,-что помогло?! Да, так, знаете, одно обстоятельство...» И посмотрит этак с экрана в глаза ему. Жаль только, нет там в полуподвале телевизора. Счастье, прочитала в какой-то книге,— это когда развиваешь каче ство, дающее превосходство. Ясно? Наполеон тоже, мол, начинал с изу чения пушечки. Тщательнейшего! И чем кончилось? Бить, бить в одну точку. Бэм, бэм, бэм! Настойчиво, целеустремлен но. Стремиться! ...А потом был Сева. Аппендицит на фоне диабета. Чуть не с трех лет кололи ему инсулин, и в двенадцать он выглядел как второклассник.! А может, в самом деле он учился во втором. Она не спросила. Много ведь, поди, пришлось из-за болезни пропустить. Хотя Сева был умный. Ему вообще, наверное, можно было не учиться. А капля гноя в такой живот — граната без кольца. И взорвалась граната. Не пощадила ее, Екатерину Ивановну. Если б вы знали, — сказал он как-то и отвернулся к стене; она так и не поняла — о чем. А потом, дня уже за два: — Я умру... И опять отвернулся. Лежал маленький, недорослый, как ранетка. Мальчик-старичок. Уходил из своих глаз, уплывал. И уплыл. Стихло. И лиловое ее платье, и мраморный зал, и вся лестница, ведущая вверх к самому полуподвалу... Надулось и лопнуло. Зеленым болотным пузырем. Качество, дающее превосходство. Д аж е возненавидела поначалу. И себя, и все это белохалатное фа- рибейство. Омерзело. «Доктор, мне сегодня что-то хуже!»—«Что .ж, милый, это же болезнь!» А следующему или тому же на другой день:—’ ‘ С. Ю д и н — знаменитый хирург.

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2