Сибирские огни, 1984, № 12

— Фрейд просил,— как бы запнувшись» начинает Титарь,— просил, чтобы те, кто не хочет понимать, вообще его не читали! И 1итарь косится слегка на Попцова — вот так, мол! Зал оиумит; как это? как это? как это? А Попцов, здоровый мужик (играл когда-то центрового за сборную города) усмехается: какой наив!- Это ж наука. Какие-такие могут быть просьбы! Есть — есть, нет — нет. Наука! И в повадке у него серьез, а щеки «рылями. Кроме всего прочего, он ведь и со стипендии может снять. А у Титаря голос невычесанной шерсти — сваляный, пыльный, с репьями и хрипом. Он играет маленько, показушничает, но волнуется по-настоящему. И ясно, дело тут не во Фрейде, дело в несогласии. В красоте несогласия. — И потом,— говорит он,— я не помню, когда это нас разгромили. Смелый все-таки парень, Титарь! А через проход, где группкой засели остальные «фрейдисты», маль­ чик-первокурсник, глядя в пол, выкрикивает вполголоса: «Есенин был алкоголиком! Есенин был алкоголиком!»— тоже, видимо, в защиту по­ руганного Фрейда.. Но поутихло. Выступили отличники со старших курсов, члены научного студенче­ ского общества: про ретикулярную формацию, про опыты Зиммермана с крысами, про Ивана Петровича Павлова. Все пошло, как принято на .таких диспутах. Но зал, видать, разбередился. Там-сям катались по нему диагональные шумы, что-то будто наметилось и уже могло. Могло! Ти­ тарь заложил-таки живую ноту. И вот рядом с Катей поднялась рука. Белая, сильная, с ясными мышцами под тонкой кожей. Его. И сердце взбухнуло, и ударило, и ста­ ло слышно, как оно бьет. А Аким стоял уже на сцене, склонясь к столу президиума, и спрашивал что-то у завкафедрой психиатрии, скромной библиотечного вида женщины, сидевшей с краю. — Громче!— крикнули из зала. — Я спрашиваю,— повернув лицо в зал, отчетливо сказал Аким,— что явлчется методом в психиатрии? Вот это-то она и рисовала себе потом раз за разом. Сцена, на ней люди, а среди них Он. Ясный, точный и законченный, как узор снежин­ ки или дубовый лист. Там, рисовала, на озере, на мостках, где, покачи­ вая плечами, он бил перед нею чечетку, и вот тут, рядом с красноска-. тертным столом, с Попцовым. Психиатрине не нравилось, что ее спрашивают. И .ето? И зачем? Но диспут—это-диспут, как сказал бы сам Попцов,— пришлось от­ ветить. — Ну, эксперимент, наблюдения... Катя встречала ее потом, здоровалась и почему-то стыдилась, буд- ТО'В чем-то провинилась перед ней навсегда. Аким сказал: «Метод—это...» И процитировал, кажется, Канта или, может быть, Гегеля, она тогда не запомнила кого. Зато запомнила, как он это сделал: просто, ясно, так, что даже, наверное, она его поня­ ла. Метод, поняла она,— это то, что рождает Новое. Н в зале, чувство­ валось, тоже поняли и маленько вроде растерялись. Ведь одно дело экзамены сдавать по философии, а другое ват так. «Сам ты мой метод,— подумала она тогда.— Метод ты мой люби- менький!» Такора была дурища. А потом еще... Жизнь, сказал он, с точки зрения второго закона термодинамики, вообще явление Невероятное! «И невозможное возможно, дорога дальняя легка, когда мелькнет в пыли дорожной...» Ах, как это было хорошо! Все так, думала она, все так! «Дорога дальняя легка...» Так и надо. Именло так. Именно так. А в зале молчали. И Попцов молчал.