Сибирские огни, 1984, № 12
в Новосибирске. Здесь он обучался воен ному делу, убирал хлеб в Искитимском районе, зимой овладевал, профессией пю- фера, а весной 1943 года отправился на передовую. В. Астафьев воевал на Брян ском, Воронежсхо'м и Степном фронтах, ,• в составе Первого Украинского фронта. Он • был контужен и дважды ранен — осенью 1943 года на Днепровском плапдарме, а в сентябре 1944 — под польским го.родом Кросно. Н. Яновский, раз.мышляя о рассказах В. Астафьева «Тревожный сон», «Ясным ли днем», «Сашка .Тебедев», о повести «Пастух и пастушка», подчеркивает их близость прозе В. Быкова, Г. Бакланова, К- Воробьева, Ю. Бондарева: каждое про изведение этих прозаиков, возросш'зя жестокость фронтовых будней, оживляя в памяти народное горе, вместе с тем со держит в себе протест против войны, утверждение красоты и смысла мирного со зидательного труда. Яновский полностью разделяет мысль Астафьева о позиции писателя в изобра жении войны, о задаче искусства нашего времени: «Проникновение мысли художника в суть гуманизма, осмысливание вопиюще го противоречия в развитии человечества, осуждение чудовищной траты сил и ума на самоистребление не может не напра- ;вить мысль в иноб русло, в котором лежит путь к осмыслению себя, своего места в мире, а затем уже появится, не может не появиться, здоровое стремление к само- усоверШ 1 внствованя ю...» Повесть «Пастух и пастушка» при ее появлении была встречена далеко не единодушно. Автора упрекали за пацифизм, за неубедительность в изображении героя, за «мистериальный сюжет» и «сгущение Iкрасок». В споре вокруг повести участво вал и Н. Яновский. Сегодня высказанная им тогда точка зрения стала, насколько можно судить, общепризнанной. : Напомнив, что' Астафьев изображает Iвойну в традиции Льва Толстого— «в кро- : ви, страданиях, смерти», Яновский исходит ; из ленинского высказывания: «Социалисты всегда осуждали войны между народами, как варварское и зверское дело» (В. И. Л е нин. Поля. собр. соч. т. 26, с. 311). Обра тим внимание на то, что это определение Ленин выдвинул в работе, направленной против буржуазного пацифизма, подчер кивая необходимость исторического подхода к войнам. Советские писатели, рисуя картины вой- |НЫ в своих произведениях, всегда придер- Iживались этого ленинского принципа. !Н. Яновокий цитирует высказывание Кон- Iстантина Симонова: «При всей своей 1 нещависти к войне я еще с большей нена вистью думаю о том рабстве, в которое намеревался нас ввергнуть фашизм. Перед нами был только один вЫбор — или победа над фашизмом, или рабство. При наличии такого выбора тот, кто идет на смерть во имя победы, заслуживает уважения, а тот, кто готов стать рабом, чтобы продлить свое существование,— заслуживает презре ния. Это во-пер.вых. А во-.вторых, как _бы ни были высоки нашн побуждения, война все равно оставалась для нас человеческой трагедией от своего первого до ■ своего последнего дня, и в дни поражений, и в дни • побед. Она все равно оставалась противо естественным состоянием для каждого чедовека, не потерявшего людской облик. И если забыть об этом, то правды о войне не напишешь». Надо ли доказывать, что эта позиция художяика-гражданина, художяика-сол- дата, выраженная с такой силой и_^>чевид- ностью, начисто отметает упреки в паци физме, в преувеличении тягот и мук войны, выдвинутые против писателя, показавшего жернова войны, в которые неумолимо втягиваются и души чистых и светлых ' людей. Пожалуй, Н, Яновский был первым, кто проницательно увидел в повести В. Астафье ва во многом новый пО'Дход к войне — логически продолжающий традиции совет ской литературы, но вместе с тем и ^откры вающий еще неведомые грани военной темы. Сгущение красок? Пацифизм? Но ведь «у В. Астафьева ненависть направлена против войны, которая порождена фашиз мом»,— это утверждение Н. Яновокий все сторонне мотивирует. Опираясь на художествеььяую логику по вести, критик обращает внимание на то, как много значит противопоставление Бо риса Костяева старшине Мохнакову. Оба они храбро воюют, оба они делают все, чтобы приблизить победу. Борис Костяев умирает от раны, Мохяаков бросается с миной под вражеский танк. И все же они антиподы. Юноша высокой нравстверости, Борис Костяев потрясен открывшейся ему траге дией Мохнакова — душу Мохнакова вы жгла война. У него уже нет сил жить свет ло и чисто. Отсюда его муки, его циньшм, отсюда его ожидание своей смерти: «Где же моя пуля-то? Что ее так долго отли вают?» Он ищет возможность погибнуть с пользой и ценою своей жизни взрывает фашистский танк. Костяев. как уже было сказано, умирает от раны. «Такое легкое ранение, а он умер.,;» — удивлены окружающие. Но при чина смерти Костяева, говорит Н. Яновский, не рана, а «перегрузка чистой и нежной че ловеческой души, не успевшей закалиться, нечеловечески закалиться — в создавшихся условиях — огрубеть». Причина этой пере грузки — не страх смерти, а ужасы войны, страдания людей. Тоска по матери, по лю бимой обрывают последнюю нить, соединяю щую Бориса с этим миром. Он, по словам критика, «тоже жертва войны, как и любой другой убитый на войне, жертва особого, не очевидного свойства, что никак не умаляет подлинно Уграгической сути всего повество вания». Так, сопрягая замысел автора и художе ственное его воплощение, критик приходит • выводу: «В. Астафьев создал остросовре менное, необходимое сегодня произведение Оно в самом деле о трудной судьбе поколе НИИ, участвовавших в Великой освободи тельной войне. Одновременно оно звучит как предупреждение тем, кто сегодня на З а паде бряцает оружием, предупреждение о пагубности войны, особенно в наши дни». Много интересных наблюдений и глубоких мыслей высказывает Н. Яновский, обраща ясь к известнейшей повести В. Астафьева «Последний поклон». Рассматривая эту по весть, как продолжение давней и уже тра диционной темы русской литературы, кри
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2