Сибирские огни, 1984, № 12

лость и разбой. И если б не предчувствие чего-то хорошего, что будет вскоре, можно было бы спятить с ума. А, гром грянуть должен». ^ Писатель жил этим ожиданием «грома» с этим чувством он писал свою «Тайгу»’ ; опубликованную в ьйэрьковской «Летописи» ■ 1916 года. В апреле 1917 года в газете «Сибир­ ская жизнь» появился большо'й очерк Вяч Шишкова «Дни восстания в Петрограде» с подзаголовком «Что я видел и слыш'эл» котО|ры 1 Й отражает события с 24 февраля по 2 марта, т. ё. до дня отречения царя от престола, и по сути является дневником писателя. С непреложностью доказывает Н. Янов­ ский, почему «эти 'поденные записи уни­ кальны и неповторимы»: в них отражено восприятие революционной бури, все прони­ зано ’предошущением народного торжест­ ва. Но — и об этом исследователь говорит прямо и недвусмысленно — Шишков «да­ леко не сразу разобрался в круговерти классовой борьбы, далеко не сразу пришел к верному пояима 1 нию подлинного значения революции, расстановки движущих сил в стране». Анализируя ранние произведения Шишко­ ва, критик рисует становление писателя. • Размышляя о судьбе Шишкова, о судьбах его современников — В. Короленко, А. Тол­ стого, И. Бунина,— Яновский задумывает­ ся и о такой Глобальной проблеме, как истоки советской литературы. «Дее рево­ люции и гражданская война разбросали русских писателей по всему миру, но это не означало, что русская литература пре­ рвалась в своем развитии и литература со­ ветская может быть отторгнута от ее предыстории. Октябрьская революция по­ ложила начало тому, что входит в поня­ тие «советской литературы», но в ее фун­ дамент были заложены вековые традиции русского реализма, его завоевания миро­ вого значения». Отсюда критик делает правомерный вывод: Вяч. Шишков принад­ лежал к этому крылу русской литературы, высоко ценил ее гума 1 Нистич 1 Ность и дейст­ венность; именно это «во многом способст­ вовало выбору творчеокото и жизненного пути в сложнейшие годы революции и граж- данской войны. Он приступил к тщательно­ му и обгективному исследованию советской действительности, отнесясь к ней с дове­ рием и взыскательностью кровно заинте­ ресованного человека и патриота». Особое место Яновский отводит роману «Ватага». Это не случайно — критик, по его собственным словам, хочет всесторонне «разобраться в этом отнюдь, не простом явлении советской литературы. Разобрать­ ся как в нем самом, так и в особенностях его восприятия читателями и критикой на разных этапах развития нашего общества». Тут, как видим, Яновский проявляет по­ длинно диалектический подход к оценке сложного произведения, сразу отказывает­ ся от легких решений и ходов. Никогда не склонный к сглаживанию «острых углов», критик приводит уничтожающие отзывы о «Ватаге»,-причем отзывы очень автори­ тетных и заслуженно уважаемых людей — автора «Чапаева» и «Мятежа» Дмитрия Фурманова и актив.ного участника парти­ занского движения в Сибири В. Г. Яко­ венко. Общеизвестно, что этот роман на протя­ жении десятилетий считался идейной ошиб­ кой выдающегося писателя; «Ватага» дол­ гое время не переиздавалась, хотя В. Шиш­ ков считал свой роман одной из Вершин своего творчества. Н. Яновский привлекает свидетельства современников, факты истории, неопровер­ жимо устанавливая, что Шишков написал произведение, цель которого утвердить необходимость партийного руководства движением масс: без этого неизбежна анархия, потеря ясной цели. Другими ' сло­ вами, В. Шишков в чем-то предварил дискуссию 50—60-х годов, когда шел спор о проблеме стихийного и сознательного в революции. Исследователь делает убеди­ тельный вывод: Вячеслав Шишков, изучая жгучую современность, как раз считался с законами исторического развития, не упрощал их, а учитывал всю их сложность, до конца многими еще не познанную. Таков в са 1 {ых общих чертах ход мыслей Н. Я'новского, а секрет успеха «прост» — критик не поддался гипнозу традицион­ ной точки зрения на роман Шишкова и рассмотрел ^го с исторических позиций, используя свои обширные познания исто­ рии Сибири и литературного процесса в нашей стране. Яновский никогда не поступается точ­ ностью фактов. Он прямо говорит о резких оценках М . Горького по поводу «Угрюм-ре- ки» и некоторых других произведений В. Шишкова, взвешивает — уже с учетом опыта наших дней — причины неприятия романа «Угрюм-.река» великим пролетар­ ским писателем. 'Этот анализ очень много дает для понимания и критериев, предъяв­ ляемых М. Горьким к литературе, и пози­ ции В. Шишкова, отстаивавшего свою манеру письма, свой спосрб отображения действительности. Как показало время, «Угрюм-река» й поныне пользуется непре- хоьдящей читательской любовью. Подчеркивая неповторимость замысла и художественных поисков, незаемность изоб­ разительных средств в этом романе Дишкова, Н. Яновский ставит произведе­ ние в широкий историко-литературный кон­ текст. В частности, критик отмечает: «Одна из загадок романа «Угрюм-река» — наше читательское сочувствие Прохору Громову, хотя к концу произведения он и сближает­ ся со зверем, становится прямым виновни­ ком страданий и гибели сотен людей. Такого рода загадка, как известно, не един­ ственная в мировой литературе. К таким относится, например,- и образ Григория Мелехова из романа М. Шолохова «Тихий Дон». Это — лишь одно из наблюдений кри­ тика, проясняющих многое в типологии образа Прохора Громова. В анализе «Емельяна Пугачева», рас­ сматривая и сложный) о.чень разветвленный сюжет, и постижение законов истории Шишковым, и его интерес к народному освободительному движению, и яркую жи­ вопись широкого полотна эпопеи, Н. Янов­ ский подчеркивает: «Отличительная осо­ бенность исторического повествования «Емельян Пугачев» как определенного, за­ вершающего этапа развития писателя заключается в том, что оно впитало в себя все лучшее, что было создано им на его- творческом пути, и по-новому этот путь