Сибирские огни, 1984, № 12

потом стучал в облупленную дверь, бил кулаками в нее, ботинками, лбом. «Откройте,— кричал,— открывайте! Убью! Убью, суки». И Аким открыл ему. Он был в плавках. Белая кожа светилась под синей луной. Бело-голубой торс над черными плавками. И спросил тихо, еле слышно, как полчаса назад мать: — Ты чего? Аким сидел за кухонным столом и ел картошку. Молодую, заж а ­ ренную прямо с кожурой. На губах, между сжатых губ, было ' молоко. Он был совсем новый, лысый, льюина до шеи, живот. Совсем, вовсе новенький, только хуже. Ах, как он иаменился! Страшно. Словно в фуфайке он сидел. — Мхм...— попытка поздороьваться у графа.— Змгмхмг... Н, как обычно в серьезных случаях, голос его сглох. А Аким уже поднимался, вставал из-за стола и шел, и в глазах его поднималась и шла пузырем от дна радость (да, радость!) узнавания. Женька,— сказал он.— Это ты. И дошел, дотронулся до ворота графовой нейлоновой куртки, осто­ рожно дотронулся, нежно почти. «Женя...» Кажется, так и сказал: «Женя...» И улыбка, целая люстра, тоже была ему, Жене. И кто его просил улыбаться? — Вот так да! — сказал Аким еще. А потом, когда от волнения без всякого приглашения граф нагнул­ ся к своим заляпанным родимой почвой ботинкам, он забормотал, за ­ спешил с каки 1 Ми-то придыханиями, со страстной исступленностью:’ «Не надо, не надо разуваться! Не разувайся, не нужно...» Будто бы данным-давно ждал он именно этого гостя' и вот дождался-таки. Будто .что-то теперь непременно произойдет. Вовсе не знакомые интонации, не знакомый человек. И еще грузный, лысый. В кацавейке какой-то без рукавов, Аким. Одни глаза те же. Глаза снежного барса, в которых не дотаяли еще отражавшиеся в них когда-то льды. Голос'наконец-то прорезался. — Шел мимо, дай, думаю... Пошутил вроде. И сам же отвернулся. Не хотелось улыбаться навстречу. Аким понял н тоже притушил. — Пошли,— сказал,— пошли в комнату. И пошли. На полу (раньше не было) лежали два домотканых половика. По­ перечные полосы на них — синие, зеленые и красные — напоминали порезанную ломтиками радугу. Пол был из бетона, сырой и холодный, поэтому половики лежали правильно. Но раньше их не-было. Это граф отметил. Он ступал по половикам ботинками и думал: зря не разулся, зря послушался хозяина, теперь словно одолжился, и виноват, а зачем это? И тут же он себя успокоил: плевать. Впрочем, если подразуме­ валась драка, это и хорошо, что не разулся. Кто ж е дерется в шерстя­ ных носках?, — Завтра уборку делаю,— сказал Аким. Он угадал эти мысли. Об­ легчил гостю, деликатный человек. Ну да, а он. Женя, гость его и есть. Каменный. Пахло, несмотря на сьсрость, приятно. Травой какой-то, лесом и травой. Не то зверобоем, не то мятой. — Ну? —^Аким усмехнулся как бы. Слегка, кончиками губ.— Мо­ жет, за бутылкой сходить? Хорошо бы, да, хорошо бы. — Да,— сказал громко.— Сходи. Аким кив'нул. И опять будто усмехнулся, нет, не над графом (боже его упаси), граф это понял, а так, над ситуацией, над обычаем тоже: вот, дескать, «за бутылкой».