Сибирские огни, 1984, № 12
которого он еще недавно подкармливал на пашне куском говядины, ломтем хлеба с медом. — Д ак ты, значит, торопишься? — спросил он ‘наконец.— А я тебе от отца-матери поклон привез. Живы они и здОровьь. Печалуется мать, что ты ей редко пишешь... — Да, в этот год у нас тут очень много болы?ых. Вот там в заразных бараках,— Егорка показал рукой на новые, глаголем, длинные деревянные постройки,— больше сотни заразных лежит. Три раза приходится- температуру мерить... Понятно, я тут не один. У нас сиделки есть, три фельдшера, служители. Но мне дают работу теперь в остроге. Через крыши заразных бараков в простор широкой больничной ограды смотрели черные квадратные окна с решетками второго этажа большого, огороженного высокой каменной стеной острога. Вялков долго молча всматривался в розовое, чистенькое лицо парнишки, потом опять на бараки, на острог и, прищуривши глаза, покачал головой: • — Д а ты, парень, тут, видать, и сам, гляди, не заразись! — Д ак нет, я уже привык. В это время с того же высокого крыльца сбежал щупленький, прыщеватый моло дой человек с нависшими над глазами темными волосами и закричал Егору: — Что ж ты тут стоишь? И как ты смеешь инструменты на землю ставить? Вялков спокойно смерил читающими глазами молодчика и спросил: — Это он, что ли, фершал? — Нет, это старший фельдшерский ученик,— почти шепотом ответил Егор и, сх'ватввши инструменты, сказал Вялкову виновато: — Вы извините, Михаиле Васи- лич,— И побежал к анатомическоьму покою, в котором только что скрылся прыщеватый молодчик. А Вялков еще долго стоял как вкопанный и зорко и недружелюбно осматри вал всю ограду, большое двухэтажное здание больницы, повара в белом колпаке, показавшегося возле кухни, деревянные баракй, а потом повернулся в сторону и пошел В' ворота, покачивая головой и забирая в большой кулак свою пушистую, длинную бороду. Он был не на шутку озабочен тем, что он, скажет Егоркиным родителям после этого овидания. Он даж е не успел сказать Егорке, что в селе о нем идет хорюшая молва: сельчане удивляются — парень учится на фельдшера, а отцу-матери деньги посылает. Те перь своими глазами видел, в каком разгоне тут Егорка. И Егорке было стыдно, что не догадался пригласить Вялкова на кухню. Много видел Егор страшного за этот год в больнице. Не одного умирающего сам оплакал. Особенно он не забудет десятилетнего Мишеньку, горбунчика, приемного сына богатого купца. На личико хорошенький, розовый от воспаления, нежньш анге лочек, он любил Егорку и давал ему сладости, что приносил ему бездетный, одинокий купец. И такой был умненький: когда что-нибудь расскажет и спросит самое близкое Егоркиной душе. Друзьями они стали, и только за два часа до смерти потеря;; сознание, и эти два часа Егор как будто и сам с ним мучительно умирал. Но был еще у Егора друг и покровитель, отставной пожилой солдат-гре'надер. Высокий, тонкий, с бритой бородой и молодецкими усами, он всегда был в фартуке служителя и привязал к себе Егорку своей лаской. Никак его не звал, а простр: либо сынок, либо еще проще: милачок. Вместе с гренадером, за ширмой в коридоре, они и жили. Когда есть минутка, один без другого никуда. А как начнет рассказывать про свои походы, да про по^ки, про генералов, смешное и строгое,— заслушаешься. Этот гренадер иногда ходил с Егоро<м и в тюрьму: бутылки, склянки и тяжелые бутыли для дезинфекции отнести. И там он арестантам шутку расскажет, развеселит, всем улыбнется по-отечески, а то и спину разотрет. За это его особенно любили, и когда он долго не приходил, какой-нибудь из несчастных сморщит и без того смор щенное старостью лицо и просит: — Приведи-и нам гренадера... Он прошлый раз мне спину так прогладил — легче стало.— Д а и Егорку ждали и встречали, как родного, и каждый, даж е ничем не больной, что-нибудь выдумает, просит полечить, а когда приходил к ним гренадер, это был для всех прямо праздник. Вот с этим гренадером и пошел Егор к христовской заутрене в тюремную церковь. Церковь небольшая, но, как все церкви на Руси, для праздника украшена, вся в цве тах и зелени. Приходят сюда с воли, не только простолюдины, но и генералы в звез дах и раздушенные дамы в белых платьях. Заранее уговариваются с тюремным на чальством, чтобы избежать жары и духоты в переаюлненном соборе или в других
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2