Сибирские огни, 1984, № 12
Герасиму Иванычу и Ксюше, а по дороге увидел кучера, друга, своего верного, Тю- тюбайку и Крикнул ему: — В больницу меня везут! Тютюбай ка.к раз чихнул от понюшки табаку, не мог сразу сообразить и поковы лял на низких, калачиками, ногах вслед за Егоркой, в кухню. Там маленький, годова лый Гришка как раз капризничал, и Герасим Иваныч и мать не могли его утешить. А Егорка спешил, метался, рассказывая новость, надо, чтобы Герасим объяснил Рафаилу Марковичу. Нехорошо выходит, даж е проститься не придется. А там ждут... Он побежал в свою каморку, а оттуда пулей опять на кухню. Сообразил: — Герасим Иваныч! Там меня доктор ждет. Пожалуйста, соберите все мои пожит ки, там яшичек. Неловко мне его ташить в коляску. Там сидит барыня. Пришлите все с Тютюбаем в больницу. Тютюбай испуганно схватил Егора за плечо: — Джогор! Какой больница? Чему хвораешь? — Да не хвораю я. Меьня в больницу берут...— Он хотел сказать: «На должность», да воздержался, сам еще ничего не знал. — А где же вещи? — спросил доктор. — Д ак их уж мне кучер привезет. — Ну, молодец! — одобрил доктор. И коляска покатила. Егорка сидел на козлах, рядом с кучером и не смел повернуться назад. Смотрел вперед со страхом. Что там будет? Или Ансеев им недоволен? Но Рафаил же Марко вич никогда его даж е не выругал. Слезы подступили к его горлу, а доктор говорит ему: — Ты мне больничную аптеку приведешь в порядок. Егорка повернулся лицом к доктору, а встретил смеющееся, красивое лицо его жены, и не посмел ответить. «Аптеку привести в порядок?— мелькнуло у него в голове,— Это еще страшнее. А вдруг не сумею? Ведь Рафаила Марковича там не будет». И вот он в больнице проработал год. Нет, не один год, а сто лет прошло с тех пор, как он разливал душистое репейное масло и развешивал поро'шочки в аптеке. Сто лет опыта,' микстур, промывки резиновою трубкой желудков больных, кровавых и гнойных бинтов после операций, впрыскивания морфия умирающим, измерения темпе ратур больным, их стон, предсмертный хрип... Да, уже год миновал в больнице. Опять пришла весна, уже третья вне родитель ского дома, и никто из родных за это время не навестил его. Только сам навещал два раза крестного, Василия Лукича. Тот все еще в пожарной. Игренюха сдохла. Акулина Ильинична постарела, почернела еще больше, зато Яша так же избалован, ходит в городское училище, а учится плохо. Но вот на страстной неделе навестил его Михайла Василия Вялков. Не узнал он Егорку, когда тот, в белом халатике, с белым‘же, продолговатым эмалированным та зиком сбежал с высокого крыльца главного корпуса больницы в широкую песчаную ограду. В тазике были блестящие металлические инструменты. Егорка вырос, сапожки начищены ваксой до блеска, волосы волнистыми прядками причесаны на сторонку, на розовом лице серебристый пушок, но нос не дорос. Такой же вздернутый, по этому носу и угадал его Вялков. — Егорша, это ты, што ли? Егор задержал свой бег. Разглядел, узнал. И как не узнать любимого пахаря- богатыря? Как забыть, как он один вытащил из трясины, на пашне в Крутом Логу, их Булануху? Такой ж е широкий, в сером, опрятном крестьянском зипуне, шапка еще зимняя, в длинной бороде еще ни одной сединки. Егорка поставил белый тазик прямо на песок и бросился Вялкову на шею. Целуя гостя в обе щеки, он чуял, как борода пощекотала его нос и подбородок, и сразу не нашелся, что сказать.' — Это что там у тебя? ) ' — Хирургические инструменты,— ответил Егор, но понял, что Вялков мог не знать, что это такое, и разъяснил: — Покойницу мне надо для вскрытия приготовить. — Как это... для вскрытия? Р ^ а т ь , что ли, ее будеш.ь? — Глаза у Вялкова, и без того большие, сделались еще больше и белки их стрельнули в сторону каменного зд а ния в отдалении от главного корпуса. — Д а нет, не я буду, фельдшер будет ее вскрывать, а мне надо эти инструменты прокипятить и потом покойницу раздеть, помыть... Вялков был явно поражен, отступил от мальчугана, смерил его взглядом, как будто не веря ни своим глазам, ни ушам, что перед ним тот самый со'плячок Егорка,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2