Сибирские огни, 1984, № 11

нию! Я знал В. Конькова еще по Литера­ турному институту. Он был у нас в семина­ ре одним из самых перспективных — писал и лирично, и с размахом, и с философским подтекстом. Первая его книжка — рассказы и неболь­ шая повесть «Утренняя смена»— издана бы­ ла сравнительно недавно и, в сущности, прошла незамеченной. Вероятно, потому, что в главном произведении сборника, в повести, В. Коньков хоть и коснулся тем очень важных и нужных, но именно коснул­ ся. Однако и в первой книжке уже виден был тот Коньков, каким заявил он себя в институте. Уже в том сборнике была «Ря­ бина у крыльца»— емкая, драматическая новелла о странной любви старика, бывшего шахтера, и бесшабашной поселковой «девки Натальи». Полюбив, измученный одиночеством ста­ рик как бы начал вторую жизнь; и даже избу, в которой думал докоротать остатки, дней своих, поправил, обновил. «С первой женой жил хорошо, а тут вот словно празд­ ник наступил». Дети — и сын, и дочка — стыдили его. Но он: «В мачехи я ее вам не навязываю, а мне она — жена». Мало того, добро свое после смерти завещал он ей, «вертихвостке». «Хахалей потом в отцовский дом водить!»— возмущались дети. Но ничего ей не стало нужно, когда ста­ рик умер, все отдала им, его сыну и дочке: одному как раз на машину не хватало, другой — на разные дела по хозяйству, и исчезла из их жизни. Только через год, на­ думав навестить могилу отца, обнаружили они ее присутствие где-то рядом: могила отца была ухожена и около нее росла ря­ бинка, такая же, как у крыльца родного дома... Этот рассказ включен автором и во вто­ рой сборник, и он тут смотрится более ор­ ганично, целостно, чем в первой книж^ке, естественно дополняя галерею интересных человеческих судеб. Рассказы Владимира Конькова просты и бесхитростны, в них нет захватывающих интриг, сложных сюжетов. Обыкновенные люди, с обыкновенными, даже очень похо­ жими биографиями, живут на страницах его книги. И эта внешняя их похожесть — не от авторского произвола. Нет, так оно и было. Совсем как в популярной песне, мо- лодо* парень приходит на шахту, хорошие добрые люди окружают его, учат добывать уголь.- А потом — война. Раненый, возвра­ щается парень домой — восстанавливает хозяйство, растит детей. И тут, незаметно, за трудами» подступает старость. Все рассказы, как правило, исполнены глубоких раздумий о жизни. И не о том, зачем жил, а так ли, правильно ли прожил, все ли сделал для друзей, товарищей по работе, особенно для детей: помог ли им стать настоящими людьми? «Зачем жил?»— . пустой и беспредметный вопрос для них: жил, потому что родился. А вот так ли?.. Заглавный рассказ сборника «Уголок свиданий»— о бессердечии. Поначалу все вроде бы пристойно в рассказе и легко объяснимо. Сын со снохой перепезли в дом для престарелых свою мать. Им и так было тесно в ее двухкомнатной квартире, а тут еще и внук женился, тот внук, от которого она, бабуля, была прямо-таки без ума: он и красивый, и умный, и спортсмен. Анаста­ сия Федоровна, в общем-то, даже сама предложила перевезти ее — и все согласи­ лись, как бы уступили; и сын, и сноха, и внук. И без внимания ее не оставляют: и торты приносят, и кофты дарят к дням рождения, и следят, не Ьбижают ли ее в пансионате. Чего бы, спрашивается, еще? Но по незатейливым меркам прямолиней­ ной агрономши, соседки Анастасии Федоров­ ны по комнате, «это всегда плохо, когда де­ ти переселяют родителей в пансионат». И все вроде бы по-житейски понятно Анаста­ сии Федоровне в ее положении, но почему- то тревожно ей от слов агрономши, теряется равновесие в душе. Сколько бы ни жила она в пансионате, а все ее думы там, в родном доме. «Детство сына и внука в ее сознании представлялось единым течением времени, и более того, они и в памяти ее почти не имели для нее различия. И кто из них — Паша или Петенька пошел раньше? Паше не было еще и годика, когда он с останов­ ками стал передвигаться от стула к ножке стола и обратно. Петенька же — это четко хранилось в памяти Анастасии Федоров­ ны — встал на девятом месяце, а потоьм от­ чего-то вновь стал ползать. Постоит-по- стоит — да и на четвереньки! А вот у кого из них первого прорезались зубки — заша.. мятовала. Будто и 'не при ней это было...» Гостей в пансионат приходило мало: большинство тут было одиноких, ее наве­ щали чаще, чем кого-либо — и все, встре­ чавшие в коридоре Анастасию Федоровну, идущую в «Уголок свиданий», неизменно спрашивали; «Не к вам пришли?» И была в этом вопросе и искренняя радость за нее, и зависть. И она шла к родным всегда чуть смущенная и гордая. И вот однажды приехал внук с «пустяко­ вым разговором»: у него возник конфликт с родителями. Те, оказывается, не хотят разделить с ним и его молодой женой свою двухкомнатную квартиру — под тем якобы предлогом, что одна комната все-таки при­ надлежит ей, бабушке. Надо только, чтобы «бабуля подписала заявление. И тогда те (родители.— В. Ж.) никуда не денутся. Не хотят добром — пусть суд их заставит делить». Везде, почти на всем протяжении рассказа авторская позиция как бы вовсе отсутству­ ет: герои и говорят и действуют сами по себе. И только один раз, именно в этом месте,— хоть и очень деликатно,—прорыва­ ется авторское-отношение, его боль за ста­ рого и, в сущности, одинокого человека; «Петенька пододвинулся к тумбочке, сто­ явшей в изгрловьи кровати, положил на нее заявление, и Анастасия Федоровна, гля­ дя на его широкую белозубую улыбку, по­ думала вдруг, что она ведь так и не смогла вспомнить, у к о г о и з н и х — у П а в ­ л и к а и л и П е т е н ь к и р а н ь ш е п р о ­ р е з а л и с ь з у б к и...» (разрядка моя. - В . Ж.) Результат закономерен. Бессердечию учат­ ся, как и всему другому на свете. И можно много говорить, находить вразумительные объяснения — как это не раз делает Анаста­ сия Федоровна — поступкам сына и поступ­ кам внука, но есть такие нравственные, кровные законы, рассуждать о которых просто нелепо. Отцы и дети, их взаимоотношения ^ эта