Сибирские огни, 1984, № 11
каких-то идей? Есть! Но казус весь в том, что «ГиНышп ом» (то бишь будущим) в этих «построениях» и не пахнет. Мечтают о ТИХОН гавани, где можно укрыться от тре вог технотронного века, о непотопляемом острове — саде радостей земных... В прессе на все лады толкуют и об «от крытой», и о «биархальной» семье, й об «амазонках», Призывающих иной раз на свое ложе приглянувшуюся особь муж ского пола («да не прейдеши» закон при роды!); а потом, потешившись, сию особь изгоняющих. Но вот литература почему-то ни открытыми, ни амазоническими семьями не интересуется... Ответ напрашивается следующий: струк тура семьи в современном ее виде устано вилась надолго. В ней нет жесткости, свой ственной старому нерасторжимому браку (женитьба есть, а разженитьбы нет, гово рили), но в стабильности господствующе го типа семейных отношений сомневаться не приходится. Нет кризиса. И это несмот ря на растущее число разводов. Можно ска зать, что обыденное состояние нынешнего союза сердец — под дамокловым мечом развода. В сопоставлении со снами героини «Что делать?» Веры Павловны и проектами «обезлюбливания» общества современная семья обнаруживает столько традиционных черт, что впору говорить о фантастичности мечтаний разночинных идеалистов середи ны прошлого века. И все же авторы матри мониальных утопий наверняка порадова лись бы, увидя мужчину, стирающего пе ленки, моющего горы грязной посуды, кор мящего из бутылочки младенца и меняю щего ему подгузники. Сближение полов свершилось! И не потребовалось отменять закон природы. Если бы архитекторам се мейной гармонии, жившим за сотню лет до нас, привелось увидеть нынешний быт средней семьи и они призадумались над увиденным, то пришли бы, видимо, к за ключению, что некоторые их представле ния были слишком оторваны от реально сти. В самом деле, стоит представить себе Веру Павловну обремененной двумя-тре- мя детьми, работающей, и ее отношения с Кирсановым приобрели бы несколько иное течение. Модель Веры Павловны годилась для молодой женщины, не имеющей ника ких обязательств перед другими. Но если вообразить, что ей исполнилось пятьдесят, шестьдесят лет?.. То, что кризис традиционной семьи давно, в сущности, завершился, литература нача ла осознавать гораздо раньше, чем стро гая наука. Т а м все еще толкуют о ста новлении, принимая мельтешение статисти ческой цифири за броуново .движение сор вавшихся с нравственного якоря индиви дов, а романисты уже примеривают к веч ной теме достойный ее эпический размер. Еще десять, да меньше — пят^ лет назад — появлялись произведения, которые впол не корреспондировали с общим тоном смя тенных писем в редакции: мужья жалова лись на «бабью диктатуру», на то, что современная женщина ничего т'ак не жаж дет, как согнуть супруга до положения испольщика на семейной ниве. (Испольщик, напомню, тот, кто работает исполу, з а' п о л о в и н у урожая). К примеру, Виль Липатов вывел в своей «Повести без наз- 164 вания, сюжета и конца» даму средних лет, для которой сделать что-то в качестве до мохозяйки значило уронить себя. «Ты бы видела себя со стороны, когда несешь ко фе... Ты вся кричишь; «А вот я тебе кофе несу, не побоялась унижения, сама несу для тебя кофе»,— замечает ее муж. Очень похоже по существу на то отношение к семейным обязанностям, что выразилось в письме одной читательницы в газету; «Я лично считаю, что не обязана обмывать, кормить, сдувать пылинки со своего му жа. Если такая я ему не нравлюсь, пусть уходит, ищет себе работницу, где хочет. Душу воскресшую не убить, тысячелетия ми издевались — хватит!». Эти строки привел в своей статье «...И барская любовь» А. Стреляный («Ли тературное обозрение», 1980, № 8). При вел с самым теплым сочувствием к их ав тору. По мнению публициста, женщина, написавшая такое,— Личность, порожден ная великим актом эмансипации. Тот са- сый случай, когда путают божий дар с яичницей. Принять вопиющее хамство за исповедание какого-то осознанного символа веры? Д а взять одно это «тысячелетиями издевались» — ведь это же вопль из ком мунальной кухни. Такие вот «освобожден ные от угнетения» и сыпали мусор в со седские щи. Неблагодарную задачу взвалил на свои плечи автор «Литературного обоз рения» — очень трудно представить б а б ь е х а м с т в о как некое новое, притом «прогрессивное» мироощущение. Пишу «баба» вовсе не для того, чтобы «ущек'Отать» прекрасный пол — это без почтения произносимое слово соотносится с понятием «женщина» так же, как «муж лан» со словом «мужчина». Т е п е р ь со относится, ибо в былые времена оно озна чало лишь женщину из простонародья. Рад бы употребить какое-то другое определение, да, в великому сожалению, нет у нас ана лога хотя бы такого емкого немецкого словца как Мапп\ме!Ь. Его обычно перево дят как «бой-баба», но означает оно иное: существо, утерявшее свою «нежную» при роду. Тот же А. Стреляный приводит в своей статье письмо пожилого крестьянина, где рассказан житейский случай из староре жимной практики, и тут же пригвождает «ретрограда»: «Долгожитель Прохоров — это простодушная докультура. Пока су ществует докульТура, она не может не про. никать в культуру, что-то в ней, конечно, освежая, а больше отравляя». А вот для б а б ы , которая говорит своей пятилетней дочери, что ее отца надо убить да за*ноги повесить, у него сарказма не хватило. Че ловека ударили по голове тяжелой стеклян ной лампой, когда он пришел повидаться с дочкой, и он посетовал на это в своем письме. И публицист комментирует: «Это явление производит на метафизика неизгла димое впечатление, потрясает до основа ния. Он мечется в поисках причины, вино ватого источника — непременно одного, самого-самого, быка за рога. Баба! Ее равноправие... Равноправная баба бьет лампой мужика по голове — долой... бабу долой нельзя... долой равноправие. Р-р-рас- пустили! У него и в мыслях не бывало, что равенство, как и все под луной, вещь шершавая и одновременно гладкая, горячая
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2