Сибирские огни, 1984, № 11

нуть в цепь — они все время сбивались кучками; монотонный голос незнакомого солдата во время боя: «Вай-вай, моя ране­ на»— все это, как и мужество героя,— мо­ лоденького офицера, решившего исход ата­ ки, производит очень сильное впечатление. Трудно переоценить значение таких воспо­ минаний; являясь свеобразными, яркими произведениями литературы, они одновре­ менно закладывают необходимый, ничем не заменимый фундамент будущих художест­ венных свершений. Интересны и содержательны материалы отдела критики, отличающиеся жанровым многообразием и, что особенно ценно, со­ знанием ответственности за качество анали­ за; здесь выдвигаются требования, значи­ тельно превышающие обычный уровень региональной критики. Вот характерный пример: монография Н. Яновского об Ас­ тафьеве получила широкий резонанс: авторы ряда рецензий, опубликованных в централь­ ной печати, справедливо отметили высокие достоинства работы; но никто из них не от­ несся к ней с такой взыскательностью, как Н. Тендитник в своем отзыве, напечатанном во 2-м номере альманаха «Сибирь». Высоко оценив силу и убедительность Н. Яновско» го как полемиста, глубину его трактовки главных произведений Астафьева, страст­ ность изложения, Н. Тендитник предъявля­ ет автору монографии серьезные претензии, главным образом, в том, что критик-социо­ лог недостаточно, по ее мнению, владеет оружием теории, литературоведческими на­ выками в анализе таких сложных явлений, как жанровое и стилистическое своеобразие писателя. Помимо общего положительного впечатления, которое вызывает такая требо­ вательность на фоне ставшей уже привыч­ ной всеобщей комплиментарности, интерес­ на сам^ постановка проблемы о соотноше­ нии критики и литературоведения. Уже не раз спорили о том, что такое критика — наука или искусство, теория, применяемая к текущей художественной жизни, или орга­ ническая часть этой жизни, своеобразный литературный жанр? Критические материа­ лы «Сибири» дают интересный материал для размышлений в этой области. Статья Н. Тендитник «Новые рассказы В. Распутина» (№ 1) явно принадлежит к «литературоведческой» критике; автор стре­ мится применить к новому литературному явлению достижения поэтики как науки, в частности, известные работы М. Бахтина. В целом ее попытку должно признать ус­ пешной: и своеобразие последних произве­ дений Распутина, и их место в современном литературном процессе определены в общем убедительно и глубоко. Критик точно ука­ зывает, чем отличаются новые рассказы писателя от прежних: они исповедальны, их конфликты перенесены в «субъективный», духовный план с очень значительным Эле­ ментом символики. К. Тендитник стремится показать двойственность реалий в расска­ зах Распутина: «зримые яркие приметы» повседневного мира переключаются «в план пространственный, неподвластный челове­ ку»; с помощью их автор стремится прикос­ нуться к «запредельности». Вполне законо­ мерно метод «нового Распутина» определен как романтический, и в этом плане охарак­ теризованы особенности его поэтики, стиля. Н. Тендитник подходит к пониманию каких- то принципиально новых тенденций в совре­ менной литературной жизни, но именно подходит: интересно сформулированная мысль не развита вширь; автору явно не­ достает внутренней свободы, живого, инди­ видуального прочтения вещи, конкретности в передаче ее читательского восприятия, в которое критик должен вовлечь читателя; слишком монотонно, однообразно повторя­ ется мысль, слишком натужно подкрепляет­ ся она «привлеченными» цитатами, слишком густо идут снабженные сносками ссылки на литературоведческие труды. Тут дело не только в форме; «литературоведческая» скованность мешает критику с должной си­ лой и полнотой выявить социальный, нрав­ ственный смысл тех тенденций, которые проявились в исследуемых ею произве­ дениях. Совсем по-иному написана статья Т. Са­ зоновой «Я пью зарю, что пахнет моло­ ком...» (№ 5). В основе ее работы лежит индивидуальное эстетическое впечатление от разбираемой поэзии, искренняя увлечен­ ность ею. Такая увлеченность — безусловно, большая сила в критике, но лишь в том случае, если она подкреплена значитель­ ностью общей мысли, концепции. Т. Сазо­ нова интересно и живо передает своеобра­ зие поэзии М. Трофимова, ее органичную народность, песенность, заразительную жиз­ ненную силу; но во всем этом как-то недос­ тает весомости, аргументированности. Во- первых, назойливы очерково-журналистские моменты; «я», «мне», «меня» уж слишком часто пестрят в статье; тут не мешает про­ явить некоторую сдержанность; все-таки критическая работа — это общественная оценка литературы, а не приватное дело критика. Во-вторых, концепция статьи огра­ ничена творчеством поэта, о котором идет речь; та наивность, простота, кото­ рая часто украшает поэзию М. Тро­ фимова, отнюдь не красит пози­ цию критика, а она, увы, довольно простенькая и сводится к хорошо знакомым филиппикам в адрес города и городской культуры. Различный уровень публикаций, сочетание более и менее удачных произведений естест­ венны для любого периодического издания. Важна общая линия, которую ■проводит редакция, преобладающие критерии в отбо­ ре материала. И здесь позиция «Сибири» достойна уважения и поддержки. Сибирский регион для нее не «епархия», не замкнутый круг местных дел и интересов, а огромное окно в еще более огромный мир проблем, волнующих общество и литературу в целом.