Сибирские огни, 1984, № 11
жатся на честном слове (Шестак считал; до Ургала их более трехсот штук, по одному на каждый километр). Будут реки и ручьи без мостов, подъемы и спуски (особо длинные и извилистые зовут, как везде, «те щиными языками»), наледи и снежные заносы. Плюс будет, обязатель но будет, нечто такое, чего дома не предусмотришь. Но пока все нормаль но, он расслабляется, насколько можно расслабиться за рулем, и отдается любимому занятию — воспоминаниям о самом интересном из своей жизни. Это похоже на разговор с хорошим собеседником, который сокращает дорогу. Сейчас Шестак вспоминает о том, как стал шофером. ...Еще в детстве он хотел водить машины, точнее — грузовики. Гру зовик— это серьезно, не то что легковая. Зерно, сено, чернозем, песок, гравий, строительные детали, разное оборудование, продукты, лес — обя зательно грузы, работа, которая видна, осязаема, нужна. Учился управлять машиной после шестого класса. Летними ночами, когда сосед-шофер в третью смену возил на самосвале отходы с гидро лизного завода на свалку. В три-четыре ночи, когда улицы пустели, он доверял руль Олегу. Обычно это случалось один раз за ночь. Потом Олег шел домой, перебирая и переживая заново свои удачные и неудач ные моменты (из-за плохо выполненной перегазовки не мог сразу вклю чить низшую передачу — плохо; в узком месте удачно разъехался со встречной — хорошо, но забыл при этом переключиться на ближний свет — плохо...). Тем же летом произошел случай, когда он смог применить свои навыки вождения. В конце августа он гостил у тети Фени в деревне Сполохи. Тот день он провел в лесу с мальчишками — играл в войну, искал на косогорах остатки земляники, наблюдал муравейник, жевал душистую костянику, следил за серебристыми муляшками в светлых струях речки Мамаевки, жег костер... Под вечер пошел дождь, загасил огонь, вытащил пацанов из лесу, развел по домам. У домика тети Фени стоял старенький ГАЗ-51 и запряженная в хо док понурая лошадь со следами ручейков по крупу и бокам. С тетей он столкнулся у калитки. Она несла в охапке одеяло и по душку. Лицо было мокрое, ему показалось, что это недождь, а слезы. — А, Олег...— Это все, что было сказано. Она постелила одеяло на телегу, накрыла сверху брезентовым плащом, потом провела Олега в дом. Оказалось, она попросила соседа, Бориса Ивановича Левенкова, привезти с луга небольшую копну сена. Когда он спускался с сеновала, то оступился и упал с верхней ступени лестницы. — И не высоко, вроде, а сознание потерял. Отошел потом, но, по всему видно, худо ему. А я-то, я не сообразила сразу... Нужно было сра зу на лошадь — и к поезду. Все хотела машину организовать, как быст рее, хотела, забыла старая баба, что сегодня все в город уехали, в музыкальную комедию — представление смотреть... Федор Тимашов один и остался во всей деревне. Да скрученный он весь от радикулита.... Вот сейчас его младший придет, да и подадимся на подводе. — Теть Фень, а скорую не пробовали? Она махнула рукой; — Столб телеграфный, что в овраге стоял, помнишь, где ты змею убил?— упал этот столб. Подмыло его, он и упал. Давно должен был упасть, да вот в сегодняшний дождь и сподобило. — А машина исправна? — Левенкова, что ли? Говорю ж тебе: Тимашов не может, а кроме него некому. — Я могу. Мотор завелся сразу. Дождь все шел, но дорогу недавно гладил грейдер, и до парома, первые десять километров, добрались быстро.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2