Сибирские огни, 1984, № 11

не говорят, просто радостно смотрят друг на друга, и у меня, зрителя, от встречи двух таких милых, обаятельных людей вдруг тоже появляет­ ся чувство радости, которое умножает впечатление, вызываемое каж ­ дым актером в отдельности. Так было и здесь. Я с большим удовольствием смотрел на моих неожиданных гостей, на эту юную милую пару, и когда Ника оказала, что они специально пришли ко мне, чтобы рассказать историю, случишпуюся с ними во время последней Унинерсиады,— историю необычную, просто-таки не­ вероятную исто-рию, они не рассказывали ее никому. По их убеждению, им могу поверить только я, который сам в овое время сочинял тоже неправдоподобные истории. И я без колебаний решил отложить свою встречу с метростроевпами. Уже догадываясь, что рассказ будет длин­ ным, я включил чайник, достал коробку овсяного печенья — очень удобного для таких непредвиденных встреч — и открыл банку свежего малино'вого варенья, которое жена успела засунуть в мою сумку, когда провожала меня в город. Рассказывать начал Клим. Голос его был глуховатый и спокойный, но фразы он подбирал литературно грамотно, складно выстраивал пеночку событий. Что мне особенно понравилось,— он владел искусством сюжетной комбинато­ рики, а это, как сочинение стихов, дается далеко не каждому, и Ника это знала, очевидно, поэтому без колебаний предоставила первое слово своему спутнику. Возможно, в рассказе Клима где-то не хватало красок и воскли­ цательных знаков, но сама необычность их истории увлекла меня сра ­ зу, я не пытался этого скрывать, и Ника перестала поглядывать на меня с тревожной вопросительностью: верю ли я и интересно ли мне все, о чем рассказывает Клим? Но вот ядро с «Сайты» пробило переборку каюты... и тут, как по заказу, восторженно забурлил и зафыркал чайник, я налил чай в ста­ каны; Клим, оглушенный ударом доски, был уложен на каютную ле- жан 1 ку, и продолжешне взяла на себя Ника. , Рассказчик она была менее умелый, нежели Клим, ей не хватало его спокойной расчетливости, увлекаясь, она то и дело заскакивала В 1 перед случившихся событий, ей приходилось возвращаться для их объяснения, ее повествованию не хватало связности, зато было доста- . точно взволнованной живописности, и я слушал ее с не меньшим удо­ вольствием и вниманием. Притом она была достаточно самокритична: — временами, запнувшись на чем-либо, она взглядывала на Клима, тогда он чуть заметным движением глаз .как бы говорил ей: не волнуйся, .все идет хорошо! О финале своего последнего боя на «Аркебузе» она рассказала сдержанно, видимо, опасаясь, что я могу обвинить ее в излишней жестокости, но я согласно кивнул, подтверждая, что на жестокий поступок ее толкнули не менее жестокие обстоятельства. А вот когда она с Дубком подошла к церкви святого Себастьяна и упомянула про барельеф над дверями, здесь я попросил ее прервать­ ся, достал с полки только что купленный журнал «Курьер Юнеско» и лист чистой бумаги. Я спросил ее, читала ли она этот номер, она отве­ тила, что не читвла. Тогда я положил журнал на стол, а на него лист бумаги и попросил ее нарисовать на память фасад церкви и барельеф над дверями, хотя бы приблизительно. Ника вспыхнула: — Вы мне не верите? — Что вы, Ника! Да у меня и мысли такой не было. Я все объясню чуть позже. Вы оба так удивили меня своей историей, что я, не желая оставаться в долгу, хочу чуточку в свою очередь удивить и вас. Их явно заинтриговало мое. заявление, Ника послушно взяла ка­ рандаш. Надо признать, рука у фехтовальщицы — мастера спорта — была 122