Сибирские огни, 1984, № 11
— Конечно!— улыбнулся врач.— Конечно, хорошо. Не думайте, что я сожалею, что ваша рана не была забита клочьями ваших штанов. Мое недоумение должно вас радовать. И меня оно тоже, в общем-то, радует. Состояние ваще таково, что вы можете дня через три отложить в сторону костыль и обходиться поначалу простой тростью. Я сам до стану вам великолепную бамбуковую трость, и вы увезете ее на родину как память о нашей больнице и о моем недоумении. Я больше не соби раюсь вас задерживать. Передайте мое «добро» сеньорите, я жду ее завтра утром. Опираясь на костыль, Клим вышел в сад, подтащил к шезлонгу Ники еще один шезлонг и расположился на нем, вытянув больную ногу. — Ты так ловко управляешься с костылем,— сказала Ника,— как будто таскаешь его много лет. Как Джон Сильвер. Для полного сход ства тебе недостает только деревянной ноги. Что сказал врач? Он не собирается тебе эту ногу отпилить? — Врач сказал, что у меня все хорошо. Д аж е слишком хорошо — поэтому он меня и пригласил к себе. Ему понравилась моя рана на ноге, и он расспрашивал, каким это образом мне удалось такую заполу чить. Меня так и подмывало рассказать все, как было, но я не знаю, любит ли врач фантастику. Во всяком случае, он всего на миллиметр не дошел до ответа на свой вопрос. Ему бы только сходить в гардероб ную, к кастелянше, и попросить мои штаны. — И что бы он на них увидел? — В том-то и дело, что ничего бы не увидел. Он увидел бы целые джинсы, на которых нет никакой дыры. — На самом деле? — Конечно. Вспомни ка^ьзол дона Мигеля. На нем так и не оста лось следа от удара шпаги. — Он мог натянуть камзол и после ранения. Ты — другое дело. — Именно — другое. Не мог же я там бегать без штанов. — Я про это и говорю. Ника подобрала под себя ноги, прикрыла халатом колени. Вдруг быстро махнула рукой и поморщилась от боли под гипсовым корсетом. — Ты чего? — А, так... Муху хотела поймать. — Это еще зачем? -— Реакцию проверяла. — Ну и как, поймала? — А ты не улыбайся, Клим. Думаешь, это очень приятно — брожу, как сонная, все оглядываюсь да за шпагу хватаюсь, которой нет. — Пройдет! Это все остатки возбуждения в мозгу, после электро гипноза. Бывает, знаешь, после тяжелого сна, проснешься, глаза откро ешь, а в себя еще долго прийти не можешь. А тут был не сон. Мощное воздействие генератора на сознание. ;— Да уж куда мощнее. Как сейчас все помню!..— Ника закрыла глаза, протянула руки.— Помню, как вот этими руками надевала при«- цу на шею королевский медальон с завещанием... Ты только подумай, Клим, я видела живого сына Филиппа Четвертого, о котором вся твоя история не знает ничего, потому что он так и умер неизвестным три столетия тому назад. Я единственный человек на планете, который про шел по глав'ной улице Порт-Ройяля, видел настоящий флибустьерский кабак Джона Литтона. А ты — один среди всех историков мира — читал и помнишь никому, кроме тебя, не известное четверостишие, из никому не известной пьесы Кальдерона. С ума сойти!.. Нет, нас с тобой обяза-, тельно нужно в музей. Или в институт. Специальный институт -очевид цев средневековой культуры на Ямайке. Э’кскурсанты со всего мира бу дут приезжать, чтобы только на нас посмотреть. , — Да, здорово рассказываешь. Тебя бы еще экскурсоводом в этот институт. — А что — неправда? — Все правда. И даже институт для нас с тобой имеется. Только
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2